Советник юстиции

Хасен записывал показания: когда, где, какие часы, приметы грабителя.

— Посмотрите вот эти фотографии, — Жампеисов разложил перед Марией пачку фотокарточек. — Никого не узнаете?

Внимательно осмотрела женщина каждую из них. Когда дошла очередь до портрета Поддымникова, вся затрепетала:

— Вот он!

И снова следственный поиск, снова розыски часов. Не особенно рассчитывая на удачу, Хасен, однако, добросовестно перелистал все квитанции в одном, другом и третьем комиссионных магазинах. Проверил часовые мастерские — ничего. Оставался еще один комиссионный магазин — в Жана-Семее, на левом берегу Иртыша. Здесь его ожидала находка, в которую трудно было поверить: Поддымников, опытный грабитель, под своей фамилией, со своим паспортом продал в магазине наручные часы «Эра», часы Марии Николаевой. В квитанции указывалось все: когда куплены часы, за сколько, у кого и номер паспорта, номер механизма часов, подпись продавшего, подписи продавца и кассира...

На первом допросе Поддымников заявил:

— Никогда, никаких часов я ни в какой магазин не сдавал.

— Распишитесь в том, что не сдавали, — пододвинул Хасен протокол допроса.

Поддымников расписался.

— А вот эта квитанция вам знакома? Роспись ваша?

— Моя.

— Значит, сдавали?

— Да.

— Чьи эти часы, где вы их взяли?

Поддымников молчал. Он думал. Наконец, проговорил.

— Из колонии привез.

— Вы опять говорите ложь. Вот паспорт на часы, предъявленные следствию Марией Николаевой. Вот их номер. А вот номер и квитанции.

Поддымников молчал. Молчал и Хасен. Наконец, подследственный проговорил:

— Прервите допрос. Мне надо подумать.

При очередном допросе Поддымников заявил, что часы... нашел.

На очной ставке Мария Николаева опознала Поддымникова. Помогла и родинка на левой щеке.

...Следственная камера в тюрьме. Стол, прикрепленный к полу, две табуретки, чернильный прибор. Двое мужчин — следователь и преступник.

Заключение все-таки наложило свою печать на Поддымникова. Остриженные парикмахером светлые волосы заметно поредели, рыжеватая поросль бороды напоминала стерню осеннего жнивьища.

— Вы настаиваете, Поддымников, на том, что вечером пятнадцатого марта были дома и ушли на улицу только около одиннадцати часов ночи, чтобы встретить жену?

— Да, так было.

— Нет, так не было. Я ознакомлю вас с показаниями вашей матери — Анны Васильевны Скоробогатовой.

Хасен берет протокол допроса, читает вслух: «Василий ушел из дому примерно в половине восьмого, он был одет в «москвичку»... Слова следователя гулко ударяются в потолок, в стены и гаснут где-то.

— Что вы скажете?

— То же, что и раньше. А потом, дома были папа и квартирант Еранов...

Жампеисов листает папку. Поддымников сидит, уставившись в пол.

— Вот показания квартиранта Еранова, на которого вы ссылаетесь...

И снова слова следователя гулко отдаются в камере.

— Слышали? Еранов утверждает то же, что и ваша мать.

В ответ — молчание.

— Хотите ознакомиться с тем, что говорил отчим?

— Нет, не стоит...

Следственный изолятор стоял на берегу реки. Его зарешеченные, закрытые жалюзями окна не позволяли Поддымникову видеть Иртыш. Он слышал голоса купающихся, они будоражили и волновали его.

Вчера у Поддымникова состоялась последняя встреча с Жампеисовым. За месяцы допросов он привык к «своему» следователю и, когда его вели на очередную «беседу», — так он называл про себя допросы — старался предугадать вопросы, на которые ему придется отвечать. На этот раз он не предугадал...

Хасен встретил подследственного, как всегда, корректно.

— Сегодня, Поддымников, — начал он, — мы вдвоем в последний раз. Следствие по делу окончено, материалы передаются в областной суд. Моя обязанность — познакомить вас со всеми документами...

Почти пять часов листал Поддымников один документ за другим. Читал, думал, вспоминал. Хасен внимательно следил за ним, за его реакцией на прочитанное и ничего, кроме желания найти что-то полезное для него, Поддымникова, то полезное, за что можно было бы уцепиться, — ничего, кроме этого желания, не видел следователь на лице преступника. Ни раскаяния, ни сожаления, ни горечи... Ничего.

В сторону отложена последняя папка.

— Так признаете себя виновным, Поддымников?

— Нет, не признаю...

— Ну дело ваше. Прошу расписаться в протоколе о том, что ознакомлены с материалами следствия.

— Я отказываюсь ставить свою подпись.

— Почему?

— Это мое дело. Расписываться не буду.

— Ну, что ж, так и запишем... Только пригласим понятых.

Хасен внес в протокол последнюю запись, расписался сам, затем расписались понятые. Еще раз посмотрел на Поддымникова.

— Гражданин Поддымников, следствие окончено. Обвинительное заключение вы получите из областного суда.

Он нажал кнопку. На пороге появился конвоир.

— Уведите арестованного.

Состоявшийся вскоре суд вынес суровый приговор грабителю и убийце.

М. ЛЕДЕНЕВ.

Когда Николая Зубченко по направлению из Москвы приняли на работу в прокуратуру Казахской ССР, его коллеги были немало удивлены. Такого еще не бывало. Совсем молодой человек, почти юноша — уже следователь республиканской прокуратуры по особо важным делам. Ведь «особо важные» — чаще всего означает и «особо трудные». Следователь, занимающийся такими делами, должен знать психологию, уметь разбираться в людях, изучить криминалистику. Таков ли новичок, отвечает ли этим высоким требованиям?

О работе молодого следователя коллеги знали лишь понаслышке: чуть не с первых дней он большую часть года проводил в длительных командировках. Раскрыл запутанные, требующие большого опыта, и в то же время усидчивой кропотливой работы преступления — в Уральске хищение обуви, затем в Усть-Каменогорске — о злоупотреблениях одного из руководителей промышленного предприятия и ряд других. И коллеги по работе, несмотря на очевидную молодость Николая Леонтьевича (ему было лишь 25 лет), безоговорочно приняли его в свой коллектив.

Вскоре именно ему поручили «распутать» дело о недостаче 350 с лишним тысяч рублей (в старых деньгах) на прирельсовой перевалочной базе Алма-Атинского винзавода. Перед этим дело вели следователи районной прокуратуры, которые заявили:

— Скорее всего — это обыкновенная халатность. С этих пустых бутылок не то что тысячи рублей, копейки не возьмешь. Нет тут хищения. И сумма явно преувеличена...

Обвиняемый, некий Яков Липовский, почти полтора года назад скрылся из Алма-Аты. Что заставило Липовского сбежать? В чем его вина? Что он за человек? Эти вопросы прежде всего предстояло решить молодому следователю. Он предпочитал вести расследование от преступника к преступлению, а не наоборот, как делают некоторые. Знакомство с личностью обвиняемого (пока заочное) убедило Николая Леонтьевича, что борьба предстоит не с новичком, не со случайно оступившимся человеком, а с матерым преступником.