Иэн Рэнкин - Не на жизнь, а на смерть

– В этом нет ничего особенного, можете мне поверить. Эти ребята используют рабский труд, по большей части нелегальных иммигрантов из Бангладеш. Меньше всего на свете они хотят иметь неприятности с полицией. Скорее всего, они перевезли швейные машины куда-нибудь в другое место.

Ребус кивнул. Он осматривал улицу, пытаясь восстановить в памяти фотографии, которые ему посылали, и определить то место, где было найдено тело.

– Там. – Флайт показал на ворота в железной ограде, и Ребус сразу же вспомнил. Да, это было именно там. Не на уровне мостовой, а на каменных ступеньках, ведущих в подвал. Жертва была найдена на нижних ступеньках, тот же modus operandi , что и прошлой ночью, вплоть до следов от укуса на животе. Ребус открыл свой портфель и, достав досье, открыл его на нужной странице.

– «…Мария Уоткис, тридцать восемь лет. Род занятий: проститутка. Тело найдено во вторник шестнадцатого января работниками муниципалитета. Убийство было совершено предположительно за два или три дня до обнаружения тела. Похоже, была предпринята неудавшаяся попытка спрятать тело».

Флайт качнул головой в сторону одного из мешков для мусора:

– Он вывалил на нее целый мешок с мусором. Ему почти удалось спрятать тело. Если бы не крысы, которые привлекли внимание людей.

– Крысы?

– Целые полчища крыс, по свидетельству очевидцев. Они попировали на славу, чертовы твари.

Ребус стоял на верхних ступеньках лестницы, ведущей в подвал.

– Мы думаем, – продолжал Флайт, – что Оборотень заплатил ей и привел ее сюда. Или она привела его. Она работала в пивной на Олд-стрит, это в двух шагах отсюда. Мы опросили завсегдатаев пивной, но никто не видел, чтобы она с кем-нибудь уходила.

– Может, он был на машине?

– Вполне вероятно. Судя по расстоянию между двумя местами преступления, он наверняка достаточно мобилен.

– В рапорте сказано, что она была замужем.

– Точно. Ее старик, Томми, прекрасно знал, что она шлюха. Но это было ему до фонаря, пока она приносила в дом деньги.

– И он не сообщил о ее исчезновении?

Флайт наморщил нос:

– Только не такой тип, как Томми. У него тогда был очередной запой, парень был практически невменяем, когда мы пришли его проведать. Позже он утверждал, что Мария часто исчезала на несколько дней, что она время от времени сматывалась на море с одним из своих постоянных клиентов.

– Не думаю, что вам удалось найти этих… клиентов?

– Забудьте об этом. – Флайт от души расхохотался, словно это была лучшая шутка недели. – Когда Томми давал показания, ему удалось вспомнить лишь то, что одного из них звали не то Билл, не то Уилл. Как по-вашему, это может помочь?

– Сужает круг подозреваемых, – ответил Ребус, улыбаясь.

– В любом случае, – сказал Флайт, – я сильно сомневаюсь, что Томми обратился бы к нам по поводу исчезновения жены. У нас на него солидное досье. Сказать по правде, он был нашим главным подозреваемым.

– Естественно. – Каждому полицейскому известно это основное правило: львиная доля убийств совершается членами семьи.

– Пару лет назад, – рассказывал Флайт, – Мария была жестоко избита. Даже в больницу попала. Дело рук ее благоверного, Томми. Она встречалась с другим мужиком и не брала с него за это денег. Вам понятно, о чем я? А еще за два года до этого Томми сидел в тюрьме за нападение с отягчающими обстоятельствами. Случай можно было бы квалифицировать как изнасилование, если бы нам удалось заставить жертву дать показания. Но она была испугана до потери пульса. У нас были свидетели, но без ее показаний мы смогли бы повесить на него всего лишь нападение с отягчающими обстоятельствами. Он получил восемь месяцев.

– Выходит, он просто изувер какой-то?

– Выходит, что так.

– И его досье свидетельствует о том, что жестокость направлена в основном против женщин.

Флайт кивнул:

– Сначала все шло как по маслу. Мы думали, что Томми самый подходящий кандидат в убийцы Марии, что на этот раз он попался. Но не тут-то было. Начнем с того, что у него было алиби. Да еще эти следы зубов: согласно показаниям дантиста, они не соответствуют размеру челюсти подозреваемого.

– Вы имеете в виду показания доктора Моррисона?

– Ага, точно. Я называю его дантистом, чтобы поддразнить Филипа. – Флайт почесал подбородок, и рукав его кожаной куртки скрипнул. – Короче говоря, у нас ничего не вышло. А когда произошло второе убийство, мы поняли, что Томми тут ни при чем.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Джон, я ни в чем не могу быть абсолютно уверен, даже в том, какого цвета носки я надел сегодня утром. Иногда я даже не уверен, что я вообще надел носки. Но я практически уверен, что это не Томми Уоткис. Он ловит кайф от победы «Арсенала» [6], а не от глумления над мертвыми женщинами.

Ребус взглянул Флайту в глаза.

– У вас синие носки, – сказал он.

Флайт опустил глаза и, поняв, в чем дело, широко улыбнулся.

– И разных оттенков, – добавил Ребус.

– Так оно и есть, черт возьми.

– Мне все же хотелось бы поговорить с мистером Уоткисом, – сказал Ребус. – Но это не горит, и, разумеется, если вы не будете против.

Флайт пожал плечами:

– Как скажете, Шерлок. Ну что, будем выбираться из этой поганой дыры, или вы хотели еще что-нибудь осмотреть?

– Нет, – сказал Ребус, – давайте выбираться отсюда.

Они зашагали к выходу из тупика, туда, где была припаркована машина Флайта.

– Еще раз, будьте добры… как называется этот район?

– Шордич. Помните детские стишки? «Когда же, когда же я буду богат, колокольчики Шордича звонят»?

Да, Ребус помнил что-то в этом роде. Смутные воспоминания о матери, о том, как он сидел у нее на коленях. А может, это был отец, который пел ему песенку и подбрасывал на коленях. А может, этого никогда не было, и память подкидывает ему ложные воспоминания. Теперь они стояли в самом начале тупика, выходящего на дорогу с оживленным движением. Дома были черны от копоти, окна замызганы. Какие-то конторы, склады. Никаких магазинов, за исключением одного, где продаются профессиональные кухонные принадлежности. Никаких жилых помещений на верхних этажах, по крайней мере на первый взгляд. Никто не услышал бы приглушенный крик во мраке ночи. Никто не увидел бы из немытого окна ускользающего убийцу, забрызганного кровью.

Ребус еще раз окинул взглядом тупик, затем покосился на стену углового здания с табличкой, на которой едва различимыми буквами значилось название тупика: Вулф-стрит [7].

Так вот почему полицейские прозвали убийцу Оборотнем. Не из-за жестокости, с которой были совершены нападения, не из-за следов от укусов, которые он оставлял на теле жертвы, а просто потому, что, как объяснил Флайт, именно этот тупик было принято считать местом его «рождения»; местом, где, как в древних поверьях, человек обернулся волком. Впрочем, не имело особого значения, где преступник, утратив человеческий облик, превратился в дикого зверя. Гораздо большее значение имело то, что он мог быть кем угодно , абсолютно кем угодно в этом мегаполисе с десятью миллионами лиц, десятью миллионами потайных углов.