Анна Малышева - Пианино из Иерусалима

В лобби отеля Александра еле-еле рассталась со своим спутником, договорившись, что он будет ждать ее на этом же месте ровно в восемь утра. Глаза у нее слипались, она мечтала только об одном – вытянуться в кровати и погрузиться в глубокий черный сон без сновидений. Но Павел все не отпускал ее. Было видно, что идти ему некуда, и он не торопится остаться один. Жалость боролась в Александре с раздражением. Наконец, она довольно резко попрощалась и пошла к лифту не оглядываясь. Зайдя в кабину и нажав кнопку, художница бросила последний взгляд в холл. Павел стоял на том месте, где она его оставила, и смотрел на нее все время, пока медленно закрывались дверцы кабины.

В номере ее встретил ослепительный мертвенный свет люстры, отраженный белыми стенами, белой кроватью, белой блестящей плиткой на полу. Александра зажмурилась и, нашарив выключатель, погасила люстру. «Разве я ее включала? – пыталась она припомнить, почти на ощупь продвигаясь к чайному столику, на котором стояла настольная лампа. – Наверное, горничная включила и забыла».

Загорелся мягкий свет под белым матовым абажуром. Дизайнер – если только он был – явно обожал белый цвет. Он не утруждал себя поиском контрастных цветовых пятен – Александра разбавила бы эту больничную белизну красным, лиловым, золотом… Белое-белое внушало ей тревогу, напоминая о болезни, о смерти, о чистом холсте, бросающем вызов художнику…

Над балконной дверью надулась и опала белая занавеска. «Она и балкон не закрыла, – Александра переступила порожек и вышла на балкон. – Я точно закрывала».

Набережная, унизанная поддельным жемчугом фонарей, тянулась в обе стороны и казалась бесконечной. В темноте тихо рычало море. Сон, так манивший Александру, внезапно прошел. Ей хотелось выйти в город, пройтись по незнакомым улицам, выпить кофе в каком-нибудь крошечном заведении на один-два столика – во всех городах мира, где ей случалось бывать, она предпочитала такие грязноватые забегаловки дорогим ресторанам, куда ее приглашали на деловые ужины солидные клиенты. Александра боролась с этим искушением, понимая, что прежде всего ей нужно как следует выспаться… В комнате глухо зазвонил телефон, оставленный в сумке. Она поспешила за ним.

Звонила Илана. Александра, сама себе удивляясь, помедлила пару секунд, прежде чем ответить. Ей вспомнилась Ракель Хофман. «Ей Илана сказала, что не любит говорить по телефону».

– Да, я слушаю! – сказала она, наконец ответив на звонок.

– Как успехи? – без предисловий поинтересовалась клиентка.

– Все идет отлично, – бодро заверила ее художница. – Мы были в Вифлееме и видели пианино. Завтра утром везем его в порт, отправляем. И я передала Ракель Хофман картину. Так что, не беспокойтесь…

– Кто это «мы»? – изменившимся голосом осведомилась Илана. – Кто еще занимается моим делом?

Александра проклинала свою беспечность. «Кто меня за язык тянул, ей совсем не нужно знать о Павле!» Но отступать было поздно.

– Не беспокойтесь, – повторила она, стараясь не выдать своего волнения. – Это просто русскоязычный шофер, которого я наняла. Без него я не так скоро попала бы в Вифлеем.

– Откуда он взялся? – напористо и нервно спросила Илана. – Как вы его нашли?

– В аэропорту… Случайно… – растерялась Александра. Она начала врать, и чувствовала себя ужасно – не потому, что так уж ненавидела ложь, а потому, что знала – большинство обманов рано или поздно раскрывается.

Илана пробормотала что-то неразборчивое и, кажется, не по-русски. Потом громко произнесла:

– Нанимайте шофера, если нужно, но ни в какие детали его не посвящайте. И никого другого. Вы меня поняли?

– Да, конечно, – ответила Александра. Ее лицо пылало.

– Вы общались с Ракель Хофман при этом шофере?

– Нет, он сидел в машине, – снова соврала Александра.

– Хорошо. – Тон заказчицы немного смягчился. До этого в ее голосе хрустело битое стекло. – Эта Ракель ничего не говорила о картине?

– Она очень много о ней говорила, – сообщила Александра, радуясь, что опасная тема с «шофером» закрыта. – Она узнала и комнату, и девушку. Оказывается, это портрет ее старшей сестры. Ракель рассказала мне очень печальную и загадочную историю, которая случилась много лет назад. Девушка, которая сидит за пианино, погибла. Ее звали Анна.

– Все верно, – бесстрастно подтвердила Илана. – Ее больше нет. Что она еще говорила?

– Там было еще убийство… Убили дядю Анны и Ракель, их опекуна. Убили и ограбили. Анна пропала. Ее тело обнаружили случайно, через год. А убийцу так и не нашли.

– Все верно, – вздохнула Илана. – Значит, правдивые слухи до меня доходили. Я к тому времени, когда все это случилось, уже в мошаве не жила. И в Израиле тоже. Ну, время позднее, вы устали, думаю. Постарайтесь отправить пианино завтра же.

– Я все для этого сделаю! – горячо пообещала Александра. Но собеседница уже пропала из трубки.

Александра приняла душ – такой горячий, какой только могла вытерпеть. Ее немного знобило – от усталости или от волнения. Отчего она волновалась, художница и сама не понимала. «Все идет хорошо!» – убеждала она себя, расчесывая мокрые волосы и включая гостиничный фен. Ее отражение в запотевшем зеркале выглядело наброском, подмалевкой на холсте – смутное пятно лица, белый халат. «Про Павла я зря заикнулась, но кажется, Илана успокоилась. С другой стороны, она не предупреждала, что дело настолько секретное. Тогда бы я обошлась и без его помощи…»

Мысли путались, голова немного кружилась – сон был уже близко, теплыми ладонями сжимал виски, вкрадчиво гладил затылок. Александра погасила свет и забралась в кровать. Натянув одеяло до подбородка, закрыла глаза. На стене номера лежала ребристая тень жалюзи – словно рентгеновский снимок грудной клетки средиземноморской ночи. В Италии, в Греции – везде, где ей случалось бывать по работе, ночью на стене гостиничного номера появлялся этот рисунок. Александра безотчетно улыбнулась… И провалилась во тьму.

Из сна ее вырвал звонок мобильного телефона. Она вслепую пошарила по тумбочке, смахнула телефон на плиточный пол, сразу проснулась, испугавшись, что он разбился… Но экран уцелел. И на нем светилось имя Ракель Хофман – на прощание женщины обменялись телефонами.

– Да? – хрипло проговорила Александра, спуская ноги на пол и тут же отдергивая их – плитки показались ей ледяными.

– Я вас не разбудила? – спросила Ракель.

– Нет-нет, – соврала Александра. Часы показывали начало двенадцатого. – Что-то случилось?

– Это насчет картины, – виновато произнесла Ракель. – Я просто не смогла удержаться, хотя можно было подождать до утра. Я пытаюсь понять… Там кое-что странное.

– Да? – Сон мигом прошел, художница насторожилась. – Что именно?