Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Кэтти посмотрела на деньги и подняла на меня глаза — глаза послушной школьницы.

— Это должно покрыть мои расходы, — объяснил я, указывая на одну из маленьких пачек. — Я сильно потратился. В другой пачке — тысяча, я беру ее как гонорар. И остается двадцать тысяч. Они — твои.

— Но ты же говорил — пополам.

— Кэтти, я не собираюсь с тобой спорить. Гонорар нужен мне для самоутверждения. Все прочее — твое.

— Да я ни разу в жизни не держала в руках таких денег! Возьми себе половину.

— Послушай, идиотка. Ну почему ты отказываешься? Может, я украл у него гораздо больше, почему ты должна верить моим словам?

— Ты прав, я действительно ничего не знаю. Но мы договаривались поделить то, что ты мне принесешь, пополам.

Я взял ее пачку, быстро пересчитал банкноты и твердо сказал:

— Я получил все, что хотел.

— Хорошо. Раз ты хочешь, чтобы я взяла эти деньги, я их возьму. И спасибо тебе за все, Трэвис.

Я отшвырнул с дороги стол и плюхнулся на кушетку рядом с ней. Проклятое женское сердце! Самоотверженное и нежное, понимающее и всепрощающее. Как я хотел ее ударить, сделать что-нибудь ужасное, чтобы навсегда освободить себя от ее немой благодарности. И вдруг обнял ее за шею и страстно поцеловал. Кэтти расслабилась, и ее губы ответили мне, а прежнее напряжение осталось лишь в складочке между бровями.

— Ну, — сказал я.

— Если ты намекаешь, что хочешь меня и ждешь моего «да» или «нет», то я отвечу тебе «да» и постараюсь, чтобы тебе было хорошо. Из-за меня на тебя свалилась куча неприятностей, но все это можно и нужно пережить.

Я встал, взял ее за руку и потянул за собой. Конечно же, она пошла в мою каюту. Я опустился на кровать, а она, оглядываясь вокруг, расстегивала молнию голубого платья. Потом быстро покосилась на меня, сняла платье через голову и повесила его на спинку стула. Кэтти с трудом удержала равновесие, аккуратно ставя на коврик туфельки, и я обратил внимание на то, что она очень белокожая и что у нее потрясающе красивая грудь.

— О Господи, Кэтти, это же я тебя заставил, ты вовсе не должна…

— Тебе больно? — спросила она.

— Оденься.

— Что?

— Мне пришла в голову дурацкая идея одеться и уйти.

На глазах у Кэтти выступили слезы, но выражение лица не изменилось.

— Ты уже понял, чего хочешь? — вздохнула она. — Я вот нет. А ты, оказывается, просто пьян.

Я сел.

— Извини, я совсем не то имел в виду, а просто — давай уйдем отсюда?

Я услышал дыхание Кэтти и был уверен, что она стоит и смотрит на меня, а потом Кэтти обошла кровать и бросилась в мои объятия. От нее пахло чистотой и какими-то слабыми цветочными духами. Обвив вокруг Кэтти руки и ноги, я прильнул к ее душистой мягкой шее.

— Кэтти, я совсем не…

— Молчи, — сказала она. — У меня было мало мужчин, но я знаю, что вы любите бить, мять, колотить. Милый, мне известно все это. И еще многое другое. Господь благосклонен к тебе, а я — лишь одна из тех, кто оказался рядом, чтобы тебе помогать и тебя поддерживать. Я не интересуюсь ни твоими делами, ни твоими планами. Ты приближаешь женщину к себе, а потом отпускаешь. Она уходит, и ты не чувствуешь никакой вины. Пока же здесь с тобой я. Для того, чтобы кто-то был возле тебя. Ты можешь заниматься чем угодно — любить меня, кричать, разговаривать или плакать, если, конечно, ты умеешь плакать. А теперь решай: уйти или остаться.

— Я думаю… остаться.

— Хорошо, милый.

Пальцами свободной руки она гладила меня, снимая напряжение с моей шеи и плеч. Я даже представить себе не мог, в каком напряжении находился, а нужно расслабиться и перестать обижать Кэтти.

В темноте она сказала мне своим мурлыкающим голоском:

— С такой суммой денег я могу быть рядом со своим сыном. Заменю Кристину, которая сейчас присматривает за детьми. Она ведь мечтает снова стать официанткой, и я дам ей знать, что она может спокойно искать работу. А ты, дорогой, должен сходить в порт, договориться, и тебя возьмут в наш старый док. Ты ведь на все руки мастер. И иногда мы могли бы брать Дэви на рыбалку, как берут других ребят. А что касается наших отношений… Думаю, нам просто будет хорошо вместе, а как только ты почувствуешь, что настало время уходить, я отпущу тебя, Трэвис.

Так мы и сделали. Я пробыл у Кэтти так долго, что даже сам удивился: неужели можно столько времени просидеть на одном месте?

И однажды, в конце ноября, когда я собрался в путь, она вытерла слезы, и мы обменялись привычными шутками. Она держала за руку сынишку, и они махали мне на прощанье, пока я не обошел остров и не скрылся вдали.

Стояла жаркая июньская ночь с понедельника на вторник. Было уже за полночь, и прилив только начался. Мошкара устремлялась на нас несметными полчищами, едва стихал ветер.

Я сидел в скифе [4] Скиф — легкая лодка типа ялика, иногда с подвесным мотором. под мостом вместе со своим приятелем Мейером. Это был первый автомобильный мост после Маратона по направлению к Ки-Уэст.

Мой холостяцкий плавучий дом «Дутый флэш» стоял на якоре в Маратоне уже с субботы. С тех пор, как во второй половине дня я позвонил из Бахья-Мар в Лодердейл Мейеру, где он живет на своем крейсере. Конечно, это можно было сделать и пораньше, но у меня появилась одна превосходная идея. Я сказал Мейеру, что, если он соизволит добраться до Маратона автобусом, я отвезу его на рыбалку к омуту в самое подходящее время года, при самой лучшей луне и приливе, а потом он сможет вернуться со мной на «Дутом флэше» в Бахья-Мар, так что мы попадем туда в среду вечером, что, впрочем, не так уж и важно.

Лучшей компании, чем Мейер, не сыскать, потому что он знает, когда следует говорить, а когда лучше промолчать, никогда не отлынивает от работы.

До того, как я попросил его приехать и услышал его «да», мне казалось, что лучше бы провести несколько дней в полном одиночестве.

Я только что проторчал десять дней на «Флэше» в компании старого друга по имени Вирджиния, более известной как Виджи. Она метеором принеслась из Атланты, вся в растрепанных чувствах, пытаясь вспомнить, кем же она была три года назад, до неудачного замужества.

После трех лет жизни с Чарли она стала мрачной, резкой, издерганной и не могла ответить без истерики на самый простой вопрос. Вот я и взял ее с собой поплавать. В такой ситуации человеку нужно выговориться. Она чувствовала себя страшно виноватой в том, что их брак с Чарли не удался. Но чем больше она говорила, тем лучше я понимал, что иначе и не могло быть. Она была слишком пассивной, слишком покладистой, слишком покорной для такого эмоционального фашиста, как Чарли. Он все время перегибал палку. Он подорвал ее уверенность в себе и во всех ее способностях — от общения с людьми до готовки обеда и вождения машины. В конце концов он прошелся и по ее сексуальным возможностям. На мой взгляд, обсуждение сексуальных способностей следует приравнять к кастрации. Люди типа Чарли идут напролом к постоянному и полному превосходству. Они просто паразитируют на своем партнере. И Виджи даже не осознавала, что бегство от него было своеобразной формой самосохранения, попыткой спасти свою личность и последние крохи своей гордости.