Елена Дорош - Брошь с черным опалом

Разговоры тоже не поднимали градус настроения. Переключиться на позитив не получалось. Как понять, что задумал Олег? Где он может быть? До какой степени они могут чувствовать себя в безопасности в Петербурге? Сколько еще прятаться? Вопросов было не счесть, а ответов – ни одного.

Под бой курантов загадали желание. Должно быть, одно на двоих.

Новогодние праздники тянулись долго. Когда же четвертое? Сил нет терпеть!

Маруся уговаривала:

– Не егози! Бабушка сказала бы, что у тебя в попе свербит, аж очи повылазили!

– Так я и не спорю. Повылазили!

Агата сама не могла понять, отчего такой нервяк. Она всегда считала себя довольно уравновешенной, а тут мандражирует, прямо как неадекват какой-то. Стресс выхода ищет?

С обеда Маруся занялась дочкиными волосами. Только она умела их уложить. Каким-то образом она разделяла их пробором на два потока и укладывала так, что прическа получалась, по ее выражению, «сложносочиненной» и очень красивой. Возилась больше часа. Упрели обе. Маруся от усилий, Агата от свербежа. Наконец, нарядившись, замерли перед зеркалом в коридоре. Зеркало было старое, мутноватое и кривоватое, но все равно было понятно, что они обе удались красотками. И на том спасибо.

Марк и Ниночка зашли в ложу бельэтажа, когда зал только начал интенсивно заполняться. Марк облокотился на бархат и стал рассматривать снующих по проходу зрителей. Партер, как всегда бывает в театре перед спектаклем, был весьма оживленным местом. Люди входили, искали свои места, здоровались со знакомыми, потом выходили в буфет и туалет, потом снова по кругу. Наблюдать все это сверху было очень забавно. Вдруг в проходе он увидел Агату. Она была в чем-то зеленом, волосы уложены в замысловатую прическу, заставлявшую держать голову чрезвычайно прямо, как у принцесс крови. Вот дошла до своего ряда, оглянулась и поманила рукой невысокую полную женщину. Они сели в кресла и склонились друг к другу. Марк продолжал смотреть и не сразу понял, что говорит ему жена.

– Я говорю, достань бинокль.

Ниночка разложила складной театральный бинокль и стала высматривать знакомых. Марк отодвинулся в глубину ложи и достал телефон. Черт знает что! Пялится на чужую женщину, сидя рядом с законной женой, извращенец!

Агата сидела с красными от возбуждения щеками. Время от времени она прикладывала к горящему лицу руки, пытаясь ими остудиться. Но руки тоже были горячими. Соскучившись по счастью, она испытывала восторг просто от того, что находится в таком сказочном месте, в полной безопасности, в ожидании дивной музыки и прекрасных голосов солистов!

И тут она почувствовала спиной чей-то взгляд. Словно дуло пистолета уперлось между лопаток. Жар, согревавший ее весь день, мгновенно сменился холодом, да таким, что она в мгновение ока обездвижила и замерла, напружинив спину, не смея повернуться. Маруся читала программку, приблизив ее к глазам, и ничего не заметила. Агата вцепилась в подлокотник, но тут же разжала руки. Нельзя пугать маму. Она откинулась на спинку кресла, изо всех сил удерживаясь от желания оглянуться. Все равно ничего не увидит в полутьме уже притушенных ламп. Это тот самый взгляд, который она почувствовала, когда мыла окна на даче. Тогда она убежала в кладовку и сидела, трясясь от ужаса. Кто смотрит ей в спину с такой ненавистью? Олег? Да как такое может быть? Это просто абсурд. Или паранойя уже плавно переходит в шизофрению?

Марк, отложив телефон, снова сел так, чтобы видеть сидящих внизу людей. Глаза сами, независимо от хозяина, нашли Агату. Она сидела, сложив руки, и смотрела прямо перед собой. Задумалась? Интересно, о чем?

Марк не подозревал, что в этом зале на Агату пристально смотрит еще один человек. Смотрит, зная, еще чуть-чуть, и эта тварь сдохнет. Скоро. Уже скоро.

Такси не стало заезжать во двор, и женщины, расплатившись, пошли к своему подъезду. Лишь только они миновали арку, как сверху прямо позади них что-то упало на землю и бабахнуло, подняв огромное облако пыли. Не успев ничего понять, они схватились друг за друга и понеслись к крыльцу. Агата бешено рванула дверь, затолкала Марусю внутрь и, спрятавшись за спасительной броней железа, выглянула. Пыль медленно оседала, и они увидели разорвавшийся, как снаряд, мешок сухого цемента. Прямо над аркой покачивалась на стене люлька. Еще один такой же мешок свешивался с нее угрожающе.

– Ночью или на худой конец завтра опять рванет, – констатировала Маруся.

– Славно, если не кому-то на голову. Я думала, окочурюсь от страха.

– А я уже окочурилась. Побежали скорее домой.

– Надо найти телефон этого строителя и сказать, что, если кто-нибудь тут ляжет, он сядет.

Женщины захлопнули дверь, проверили, что замок закрылся, и побежали домой.

Тот, кто стоял в это время, прижавшись к стене в глубине арки, грязно выругался. Опять не получилось. Чертовы везучие суки! Они уже были на мушке, и курок он взвел. Секунда, и одна из них упала бы на землю, задетая пулей. Мешок с цементом грохнулся за мгновение до выстрела, оглушив и осыпав его пылью, а когда она осела, двор был пуст.

Человек отлепился от стены и быстро пошел в сторону улицы. Ничего не отменяется. Только откладывается ненадолго. А пока надо решить еще одну проблемку. И на этот раз без промаха.

Они проснулись одновременно. В комнате было очень светло и даже солнечно.

– Сегодняшний день объявляется праздником ненасытного, нет, беспробудного лентяя!

Агата сладко потянулась на своей продавленной могучими телесами бабы Наты половинке дивана, подрыгала ногами, взбивая одеяло, и посмотрела на часы. Почти одиннадцать! Ничего себе они даванули после культпохода! Так долго она тут еще не спала. Наверное, это от того, что под боком очень уютно сопела мама, как в детстве, когда они жили втроем в десятиметровой бабушкиной комнате.

– Предлагается с постели не вставать, пижамы не снимать, весь день телик смотреть, ничего не готовить, лопать бутерброды и пить чай с кофе.

– А Муся согласна?

– А Мусю мы подмажем взяткой в особо мелком размере – маленькими баночками «шебы». Я вчера купила аж пять штук. Пусть будет счастливый кошачий Новый год!

– Ну тогда я первая иду писать, а ты поставь чайник.

– А как же – с постели не вставать?

– Обсикаешься!

Агата включила телевизор. Тут же рядом материализовалась Муся. Примостилась и поглубже зарылась в одеяло. Зачинщица лентяйского бунта тоже укуталась потеплее и решила, что сегодня ни за что не позволит себе ни тревог, ни страха.

По телеку шел повтор новогоднего концерта. Знакомые и надоевшие всей стране до зубовного скрежета лица перепевали старые песни с новыми словами. Новые слова были гораздо хуже старых и отдавали пошлятиной. Агата переключила канал и попала на «Труффальдино из Бергамо» по пьесе Гольдони. Это ж другой коленкор! Маруся обожала старые фильмы, а Флориндо Аретузи вообще был ее любимым героем!