Лан Дремич - Операция Химера

- Так, а как же иначе-то! – послушно ринулась в новую атаку Марь Филипповна. – Сами посудите, Верочка у нас девочка образованная, бухгалтером работает, не в цехе там каком-то, то есть, цех это дело тоже, конечно, нужное, но только другое, не настолько тонкое. А значит, работяги и хмыри из частного сектора отпадают сразу. Дальше. Верочка у нас не только образованная, но и порядочная, следовательно, женатиков тоже отметаем. И кто остается? Кто, спрашиваю я вас?! Из непьющей интеллигенции только физрук школьный, да завхоз. Так вот физруку всего двадцать три, мальчишка несерьезный, а завхоз вообще бука нелюдимый, зарылся в свои бумажки инвентарные, совсем людей из-за них не видит. Нет уж, не пара они Верочке, не пара! - Марь Филипповна грозно выдохнула и положила пухленькую пятерню на стол, поставив яростную точку в разговоре.

Стало ясно, что даже если Верочке и глянется кто-то из этих двоих, никакого развития событий Марь Филипповна попросту не допустит.

- И вы хотите сказать, что прямо всех-всех интеллигентных людей в поселке знаете, - протянул Рой. Да так, чтобы интонации отчетливо говорили, что в умении собирать сведения старшей по лестнице и помощнице управдома равных, конечно, нет. Но…

- А как же их не знать-то, - неожиданно развеселилась Марь Филипповна. – Все ведь тут живут, ну, кроме некоторых продавщиц, удачно замуж выскочивших. Как гарнизон расформировали, так заводик наш снова запустили, а чтобы специалистов привлечь, вот эту самую пятиэтажку построили, квартиры давать стали. Заодно учителей, кто заявление вовремя подал, из частного сектора сюда переселили, а их дома под семейных работяг определили. У частников ведь ни отопления центрального, ни водопровода, а людям интеллигентным, вроде меня, тяжеловато все-таки с печкой зимой возиться, да воду из колонки таскать. Вот вы можете себе представить, чтобы я, слабая женщина, в одиночку меняла газовые баллоны?

Рой, по мере рассказа все больше ошалевавший от собственного везения, к концу тирады начал подозревать подвох. Еще с начальных курсов он точно знал, что за серые участки отвечают всякие непризнанные гении, которым себя девать некуда, и которые от безнадеги начинают душить окружающих. Силы у них предостаточно, а вот точка приложения отсутствует. И начинает такой вот овощ – или фрукт? Как правильно по-местному? – короче, начинает такой тип дурью маяться, и уже не о смысле жизни думать, а о бессмысленности существования. То есть, не о чем-то конкретном, а о пустоте. И ничем хорошим это по определению закончиться не может, не зря ведь мудрая средневосточная поговорка гласит, что свято место пусто не бывает. На пустоту, особенно не святую, охотников всегда найдется – уж об этом Рой знал не понаслышке. В особо запущенных случаях до прорывов доходит, самому затыкать приходилось.

Другой вопрос, что выявление носителей – дело долгое и муторное. На такие обычно Последователей-середнячков ставят, чтобы настроения регулировали и спокойно следующего звания ждали.

Выше Полубога, правда, на серых участках редко подняться удается, оттуда обычно Героями на пенсию выходят. Рой, между прочим, вообще не слышал, чтобы кого-то в звании Вечного, да еще с обретенным фамильяром, отправляли в серости колупаться. Выходит, и тут отличился, первым стал.

Ладно, не о том речь. Не об обидках и кознях начальства, а о подозрительном везении.

Всем известно, что дурью маяться – привилегия так называемой интеллигенции. Поэтому самым сложным в исследовании серого участка становится выявление этой самой интеллигенции. Ну а дальше, на ней же не написано, что ходит она тут, интеллигенция эта, с интеллигентным лицом, снаружи вежливо здоровается, а внутри всех к черту посылает. Или даже, может быть, еще куда подальше.

Значит, с каждым познакомиться как-то нужно, поговорить. В душу, если потребуется, влезть… А потом еще оттуда выбраться, если нужное нашел.

Например, небольшом европейском городке, где народ не особо общительный, можно вообще лет на двадцать застрять. Рой, когда зачет сдавал, пятилетний прогноз для крошечного островка в Средиземном море делал. А тут – на тебе – вся интеллигенция, как под заказ, в одном месте собрана, да еще с прилагающимся к ней добровольным проводником. Так вообще бывает?

- Пожалуй, что нет, - задумчиво протянул Рой в унисон с почувствовавшим его настроение Ериком.

- Вот и я не могу, - вспомнив старые обиды, распереживалась Марь Филипповна. – А завклубом на мою просьбу выделить отдельную статью одиноким женщинам на коммунальные расходы только отмахнулась. Конечно, ей-то хорошо было, два сына, три внука и муж – поперек себя шире от мускулов. Хорошая женщина, только черствая очень. Ну да ничего, зато мне было, что ей сказать, когда она рецептик моего пирожка попросила, - Марь Филипповна победно вздохнула, оглядела стол и внезапно засуетилась: - Ой, что же мы сидим-то? Молочко надо крыжечкой накрыть, да в холодильник срочно ставить! Магазины ведь открылись уже, можно и инспекцию начинать. Нет-нет-нет, вы-то куда вскочили, я сама, сама. Сейчас только решеточку одну сниму, а то не лезет баночка, - сопровождая каждое действие пояснениями, бормотала она. – Плохо что-то морозит, надо было вам телеграмму дать, я бы заранее включила, да заодно пыль прибрала, полы-то, я смотрю, все еще чистые, занавесочки освежила бы… - упоминание о чистых полах вызвало у Ерика что-то похожее на приступ совестливости

Рой прямо-таки удивился. Обычно фамильяр отличался простодушием, плавно переходящим в наглость. Видимо, таилось что-то в здешних местах, даже химеру-оборотня настраивавшее на высокие порывы. Ошеломительно странно… особенно для серого участка.

- Ну все, - покончив с холодильником, объявила Марь Филипповна. – Я его на полную выкрутила, по поводу счетчика не беспокойтесь, квитанции к нам приходят, мы их отдельной статьей рассчитываем. А пирожки в холодильник никак нельзя, поэтому я их обратно полотенчиком накрою, и вот тут в тенечек поставлю.

- Не… - Рой едва не опоздал, слегка осоловевший после убойной дозы Марь Филипповны с ее говором, матримониальными устремлениями и пирожками с молочком.

Но все-таки успел удержать занавеску и не допустить предполагаемого обморока. Или даже смертоубийства, кстати, гораздо более вероятного:

- Только не на подоконник, прошу вас. У меня там… ДОКУМЕНТЫ, - страшным голосом пояснил он.

С секунду подождал. Затем сначала сам заглянул – убедиться, что Ерик намек понял – а затем на миг отодвинул занавеску, предъявив Марь Филипповне стопку желтоватых бумаг, усеянных рядами непонятных значков. И тут же задернул, не дожидаясь, пока они сложатся во что-нибудь неприличное. Непременно на латыни, чтобы никто другой не понял.