Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

Рассказал он и о своем предшественнике в прошлой командировке. Тот запирал посольский лифт на большой амбарный замок, а ключ хранил у себя в кармане. "Здоровье нужно сохранять другим способом, — учил он подчиненных, — физзарядку делать или кусты в резиденции постричь". Стрижка кустов была его хобби. Он хищно щелкал огромными садовыми ножницами, глаза его стекленели, и подходить к нему в эти моменты боялись решительно все.

Так что Вениаминыч не был каким-то диким исключением в этой истории с ягнятами. Посол есть посол. Тем более в Африке. Всем не угодишь, а дисциплину держать нужно. Без дисциплины — никуда. И чем строже с ними (то есть с подчиненными), тем лучше. Вениаминыч же был строг, но работать умел.

И проходило время, слухи превращались в анекдоты, командировка подходила к концу, все расставались друзьями, а через какое-то время в "Известиях" появлялась скромная заметочка в рубрике "Хроника". И любопытствующий гражданин узнавал, что проверенный Вениаминыч снова приводился: его назначали послом в другую, такую же маленькую, но всегда важную страну.

Посольство на Острове размещалось в двухэтажном особняке, принадлежавшем министру свергнутого несколько лет назад правительства. Министр бежал в Европу, а его собственность национализировал новый президент, капитан Марсель Пепе, ставший вскоре маршалом и пожизненным президентом, близкий друг Вениаминыча.

На президентский счет раз в месяц аккуратно переводилась крупная сумма в иностранной валюте — арендная плата за особняк. Русскими он был доволен, они платили исправно. Да и остальные посольства редко опаздывали, за исключением разве что румын, непонятно зачем осевших на Острове. Ежегодно "Барклайс бэнк" направлял на кодированный счет солидного швейцарского банка круглую сумму. "На черный день", — шутил Пепе, когда бывал в добром расположении духа.

Из окон посольства открывался чудесный вид на море, белый, совершенно пустынный пляж. Местные сюда забредали редко, только рыбаки, чьи лодки выносила прибойная волна.

Когда-то здесь бурлила жизнь, играла музыка, на цветных шезлонгах отдыхали красивые женщины, вкусно пахло из кухни маленького ресторана, который славился королевскими креветками, сваренными в оливковом масле. Была и гостиница для тех, кто хотел провести ночь на берегу.

Теперь не было ни гостиницы, ни креветок, ни красивых женщин, ни ресторана. Только грязные развалины, полусъеденные дюнами.

Правда, президент часто напоминал о тех временах, когда знать паразитировала на трудовом народе, а богатые американцы уничтожали почти все запасы омаров в прибрежных водах.

Советские на пляж тоже не ходили. Во-первых, купаться перед окнами учреждения считалось неприличным. Во-вторых — и это была главная причина, — существовало официальное запрещение посла появляться без галстука на территории посольства. И наконец, было обращение партийного бюро ко всем коммунистам и беспартийным, в котором указывалось на все еще реальную возможность — несмотря на перестройку и гласность — происков западных спецслужб против лишенных одежды дипломатов и технических работников.

"Иностранные разведки, — говорилось в обращении, — никак не унимаются, желая добиться дестабилизации нашей политики. Они плетут все новые и новые интриги, строят различные козни и чинят всевозможные препятствия".

Купаться поэтому ездили на дальний пляж, километрах в трех от города, куда посол не ездил, но все равно в деталях знал от офицера безопасности Василиска Ивановича, кто и чем там занимался.

Только раз в году запрет нарушался. В новогоднюю ночь, когда разъезжались гости из соцстран, а посла уводили в резиденцию, на пляже собиралась почти вся колония. Купались, пели Высоцкого под гитару. Целовались в развалинах, пугаясь каждого шороха. Все это, разумеется, было чрезвычайно опасно, но риск лишь усиливал наслаждение.

Именно здесь, в новогоднюю ночь, созревали будущие персональные дела, рождались убийственные фразы в характеристиках: "Иванов допускал отклонения от норм поведения советского человека за границей", "Петрова проявляла чуждый советскому человеку индивидуализм".

Одной такой фразы, сочиненной бдительным Василиском Ивановичем и утвержденной единогласно партийным собранием, было достаточно для досрочного отъезда на родину и списания преступника в вечный разряд "невыездных".

Территорию посольства окружал трехметровый бетонный забор с колючей проволокой и битым стеклом поверху. По углам нацелились телекамеры, чтобы дежурный мог наблюдать за безопасностью всей государственной границы. Стена выходила на пляж и спускалась в воду, чтобы не заплыл коварный враг под видом простодушного туземца.

Буржуазный особняк эксплуататора-министра был переделан на наш, пролетарский лад. По фронтону шел нарядный кумачовый плакат "Планы партии — планы народа!", художественно выполненный завхозом Виктором, горничной Зоей и ее мужем-водителем, которого все звали просто Пашкой. Над дежурным нависал непомерно большой портрет Владимира Ильича. Рядом, в комнате для приема иностранцев, громоздился столь же большой бюст вождя на обитом тем же кумачом постаменте. По революционным праздникам посольские дети под одобрительными взглядами посла, секретарей партийной, комсомольской организаций, а также месткома возлагали к бюсту живые цветы и на несколько минут замирали в пионерском салюте. Завхоз в этот момент врубал фирменный магнитофон, и по округе разносились боевые звуки советского гимна. На четвертом году перестройки посол рекомендовал всем сотрудникам петь гимн, а не стоять истуканами, но поскольку текст все равно никто запомнить не мог, то включали фонограмму, и совграждане, совсем как участники какого-нибудь съезда, старательно открывали рты, стараясь попасть в слова.

Украшена была и лестница, ведущая на второй этаж, к кабинету посла. Дежурным вменялось в обязанность ежедневно ставить свежие цветы на всем маршруте Вениаминыча от входа до кабинета. "Запахи цветов и трав делают руководителя мягче и внимательнее к нуждам нижестоящих", — объясняла врач посольства, она же жена дежурного коменданта Чумова. Со стен приветливо глядели присланные из Москвы лица знатных колхозников, сталеваров и других передовиков производства. Портреты улыбались, создавая рабочее настроение. На обитой черной кожей двери медная табличка извещала: "Посол". Однажды разразился страшный скандал, когда уборщица обнаружила приписанные мелом к табличке "к черту". Вениаминыч приказал детей на второй этаж не пускать, а перед дверьми установить телекамеру, дабы дежурный днем и ночью вел наблюдение и за этой важной составной частью государственной границы.