Татьяна Степанова - Перекресток трех дорог

Пегие волосы – в глине. На шее под подбородком туго затянута линялая косынка, превратившаяся в удавку.

– Павлова Мария Сергеевна, наша свидетельница по делу об убийстве Вероники Ляминой, – сказал Гущину начальник местного ОВД, тот самый, который так неуклюже разбирался с конфликтом в монастыре.

Они и сами ее узнали. Они помнили ее.

– Собственной косынкой удавлена. – Начальник полиции выглядел растерянным. – Я не понимаю… имеет это отношение к нашему прошлому делу или же… Место здесь безлюдное, но в монастырь и прежде здесь ходили от станции и от остановки автобусной, через лес путь короче, чем по шоссе. Тело оттащили к березе с тропы – там след волочения. Пытались замаскировать и спрятать. Нашли его совершенно случайно сегодня.

– Кто нашел? – спросил полковник Гущин.

– Алкоголик из монастыря, они его выгнали из общины, а он домой не вернулся, бродил все по окрестностям, надеялся, что назад его примут. Говорит – наткнулся, потому как запах учуял. Я на него подумал – типичный кандидат, может, ограбил ее и… Но признаков изнасилования нет, и он клянется, что не нападал на нее.

– Это не он ее убил. – Полковник Гущин смотрел на тело Марии Павловой.

Макар запомнил его взгляд над маской.

– Да, получается, что так. И давность наступления смерти – эксперты говорят – двое суток плюс-минус еще пять часов. Труп все это время был наполовину в воде. С ДНК здесь у нас ничего не выйдет… Но за что ее убили?

Эксперты-криминалисты осматривали тело – сначала в яме-промоине, затем извлекли его и уложили на пластик. Полковник Гущин стоял на удалении, однако не упускал ни одной детали.

– Ничего себе поворот, – шепнул Макар Клавдию Мамонтову. – Кавалерова умерла, и эту убили тоже. Кто?!

Полковнику Гущину позвонили оперативники, отправленные в Дарьино в госпиталь. Они докладывали, что Марию Павлову, волонтерку христианской монастырской общины, в госпитале последний раз видели три дня назад – она отработала свою смену. У нее были выходные дни. А вот Нину Кавалерову в госпитале в Дарьине не видели уже больше недели. И прежде она являлась на работу не регулярно, а отрабатывала лишь разовые смены – волонтеры работали в госпитале как постоянно, так и преходяще, и как раз к преходящим и относилась Нина Кавалерова.

Полковник Гущин выслушал доклад оперативников молча, потом все внимание его сконцентрировалось на косынке – эксперт-криминалист осторожно разрезал ее, не трогая узла, и снял, положил рядом с трупом на брезент. Полковник Гущин подошел и опустился на колени, он не прикасался к косынке, но разглядывал ее пристально.

– Сухая, на наше счастье, вода на нее не попала. Узел сбоку под ухом. А что это? – Он внезапно низко наклонился над косынкой.

Эксперт тоже наклонился, оказавшись очень близко, и Гущин резко отпрянул от него, однако…

– Я вчера делал тест на ковид, – шепнул ему эксперт почти интимно. – Мы в отпуск с женой решили ехать, в отеле требуют справку. Тест отрицательный. Не тревожьтесь так. А это… у нас фрагменты ногтевого лака. – Он потянулся к чемодану с оборудованием, извлек пинцет, ватный тампон и осторожно подхватил что-то с косынки, укладывая на вату.

Соринки с неровными краями – глянец розового цвета.

– Фрагменты розового ногтевого лака в районе узла, – тихо произнес полковник Гущин. – Косынку пытались снять с шеи, когда все было уже кончено. Хотели забрать с собой эту улику. Но узел очень туго затянулся, поэтому ничего не вышло. У самой Марии Павловой ногти – посмотрите – не накрашены, коротко обрезаны… она же полумонашка… А здесь женский розовый лак.

В эту минуту Макар подумал, что полковник гениален! Но вслух высказывать свои эмоции не стал.

Опять мобильный звонит!

– Да, слушаю. – Гущин оторвался от созерцания соринок лака и ответил на звонок.

– Федор Матвеевич, мы по адресу здесь у Курского вокзала, – докладывал старший опергруппы, которого Гущин еще по дороге к Пужаловой горе отправил в срочном порядке разбираться с соседкой Нины Кавалеровой. – Старуха неадекватная, нам она тоже дверь не открыла. Мы спросили у соседей этажом ниже, те нам дали телефон ее дочери, к счастью, она недалеко живет, примчалась сюда к матери. Вместе ее уговорили нам открыть и рассказать, что знает. Но она утверждает странные вещи.

– Какие именно? – Гущин включил громкую связь.

– Нина Кавалерова действительно была ее соседкой. Но она умерла не от коронавируса, как вы нам сказали. Соседка говорит… Кавалеровой нет в живых уже три года!

– А с кем же мы встречались в ее квартире? – воскликнул Макар.

– Тихо. – Гущин поднял руку. – Она умерла три года назад?

– Да! Соседка это утверждает. Кавалерова умерла от инфаркта, она была сердечница, жила одна, но в последний год перед смертью за ней постоянно ухаживала сиделка.

– Полная женщина? Ее ровесница – лет шестидесяти?

– Нет. Сиделка была откуда-то из Средней Азии, то ли узбечка, то ли таджичка, по-русски плохо говорила. Старуха-соседка с ней не общалась. А потом у Кавалеровой случился третий инфаркт, и ее забрали в какую-то больницу.

– А ее квартира? Наследники?

– Старуха понятия не имеет. У нее самой потом случился инсульт – это нам дочь сказала. И дочка ничего про соседей из этой квартиры не знает. Будем в домоуправлении сейчас справки наводить, потому что больше от неадекватной бабки мы ничего не добьемся.

– А кто же с нами говорил в той квартире, называя себя Ниной Борисовной Кавалеровой? – снова не удержался Макар. – И кто… кто был там, на перекрестке, когда они с Павловой опознали…

– Ты еще не понял, кузен? – спросил полковник Гущин. – Ты не понял, кто это был?

– ОНА?! – Макар глянул на молчащего Клавдия Мамонтова.

– ОНА. – Гущин смотрел на задушенную Павлову. – И это тоже ЕЕ рук дело. На этот раз пришлось самой убить.

– Но… нет… нет! Вы что? Я же помню ее. Такая тетка… обыкновенная… толстая, болтливая… такая вся простая… Такие на базаре, в электричке с сумками-колясками, на даче у клумб с георгинами… Она самая обычная тетка! Пенсионерка! Подрабатывала в госпитале, потому что пенсия маленькая и она нуждалась! А здесь у нас такое… мистерии, гекатеи… жертвоприношения! Дикая жестокость и ритуал… Да разве она смогла бы придумать, разве она смогла бы все это сделать? Так фанатично подчинить их себе? Эта недалекая старая клуша…

– ОНА не то, чем кажется, Макар, – сказал Клавдий Мамонтов. – Мы просто видели лишь одну ее ипостась. Вспомни, ты же сам нам об этом говорил. Облики Гекаты, ипостаси, их несколько. Три лика Гекаты. А мы видели пока только один.

– Этого не может быть! – отрезал Макар. – Потому что этого не может быть никогда. Мало ли что я плел. Это все в книжках и не у нас – Фрейзер, Фрейд, Роберт Грейвс, вся эта заумь. А у нас Пужалова гора! Вот наша реальность. И я ее помню – эту бабу… никогда она не смогла бы стать… превратиться… Да какая из нее Праматерь?!