Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

– Не нужно меня провожать!

– Только до трамвая, – уверил доктор.

Надинька облачилась в новое платье – чудо как хороша! – закрутила перед зеркалом волосы, как обычно, как всегда, но всё же оставив завиток на шее. Нацепила туфли, натянула перчатки и взяла ридикюль.

Агаша поглядела на неё и заплакала по-настоящему.

Надинька кинулась ее утешать.

– Букет, – сквозь слёзы выговорила Агаша. – Подожди, не хватай из вазы, дай оботру! Закапаешь юбку!..

– Агашенька, голубушка, не плачь!

– Уж больно ты красивая.

– Вот увидишь, всё будет хорошо!.. Правда!..

Они вышли в коридор.

Надинька замерла.

Все соседи, предположительно разошедшиеся кто куда по случаю выходного дня и хорошей погоды, стояли каждый в своих дверях. Все Колпаковы во главе с бабусей, Ващуки, – Дуся прятала за спиной грязные руки, она с утра чистила на свадьбу картошку, спешила, а Федот был совершенно трезв и в чистой рубахе, – Фейга Наумовна и Ефим Эммануилович при полном параде.

– Здравствуйте все, – растерянно сказала Надинька.

Агаша подтолкнула её в спину, делая соседям знаки, чтобы убирались.

– Иди, иди! Господи, паспорт-то?! Паспорт взяла?

– В ридикюле.

– Ну, в добрый час, – сдержанно напутствовала бабуся Колпакова.

Агаша вышла следом за Надинькой на площадку, и они обнялись. Агаша вся дрожала.

Надинька с чувством поцеловала её, сделала реверанс и побежала вниз по лестнице, зацокали каблучки новых туфель.

Агаша перекрестила её спину и стояла, не уходила, прислушивалась.

…Съедет по перилам или нет? Всё же невеста, и платье новое…

Каблучки затихли, а потом зацокали снова, уже внизу – съехала!..

Тут Агаша заспешила.

Когда в два часа дня позвонили в дверь, всё было готово.

Столы начинались в комнате Ефима и Фейги, продолжались через Ващуков до Колпаковых.

Вокруг рояля на полу и табуретах стояли блюда и напитки, не уместившиеся на столах. На стене в коридоре флажки и длиннющий плакат «Привет молодожёнам!», немного заляпанный руками юных Колпаковых. Соседи из восьмой, шестой и двенадцатой квартир суетились на кухне, дожаривая картошку и доваривая голубцы. Папаша Мирры налаживал патефон, а мамаша устраивала за столом «особое место» для молодых – кушетка была накрыта белоснежным тюлем и обложена подушками, словно брачное ложе!..

Агаша в новом шуршащем платье вытащила из комнаты прятавшегося там доктора, махнула рукой, все высыпали в коридор, папаша с патефоном приготовился.

Трясущимися руками бабуся Колпакова подала Агаше затейливый, ещё горячий каравай на серебряном блюде – сверху солонка, как положено, – и распахнула дверь.

Патефон захрипел и грянул марш Мендельсона.

– Позд-рав-ля-ем! Позд-рав-ля-ем! Позд-рав-ля-ем! – трижды проскандировал хор соседей, которым дирижировала Фейга.

Все кинулись, двинулись и замерли в недоумении.

– Добрый день, – сказала вежливая Мирра. – Вот и мы. А Серёжа сразу из ЗАГСа на аэродром уехал. Его отпустили только на несколько часов.

Марш Мендельсона гремел.

Соседи молчали.

– Агаша, – тонким голосом спросила Надинька, – что ты наделала?!

– Как на аэродром? – обморочным голосом переспросила Агаша. – В такой-то день?

– А что тут особенного, – неожиданно провозгласила бабуся Колпакова. – Ответственный товарищ, по делу отозван! Сейчас по всей стране большие дела идут, для них и кадры куются! Чего это все остолбенели-то?! Свадьба у нас, праздник!.. Ну, принимай, принимай каравай, молодая! Отрывай кусок за себя и за жениха! Чтоб добрая доля вышла!..

Тут все разом зашумели, заговорили, засмеялись, принялись поздравлять Надиньку, которая не знала, как отвечать, и с каждой секундой всё больше краснела и смущалась.

Мирра отобрала у папаши патефон, завела какую-то бодрую музыку, соседи из кухни стали по цепочке передавать тарелки и миски с голубцами и картошкой.

…И пошло веселье!..

Надинька – одна! – сидела на почётном месте для молодожёнов, и все так ухаживали за ней, словно она только что вернулась из полярной экспедиции. Фейга накладывала ей на тарелку лучшие куски пирога и рыбы, как будто она в этой самой экспедиции голодала!..

Потом начали потихоньку выпивать, желать невесте счастья, а отсутствующему жениху успехов в делах, и Надинька отошла, оттаяла. Перестала чувствовать себя виноватой перед всеми этими прекрасными людьми, которые устроили ей такой незабываемый праздник.

В разгар веселья патефон заиграл «Риориту». Надинька улучила минутку, когда из кухни примчалась запыхавшаяся Агаша, подсела к ней и поцеловала руку.

– Он правда должен был сразу уехать! – прошептала она няньке на ухо. – Честно! Ты прости меня, Агашенька!

Та покачала головой.

– Путаные вы все нынче, – сказала она. – В первый раз на своём веку вижу, чтоб свадьба, да без жениха! Хоть паспорт покажи, а то, может, и нет его вовсе?

– Покажу, – пообещала Надинька, – конечно! Он сказал, в декабре попроще станет, он какую-то большую работу закончит!

– Прям перед людьми неловко, – Агаша вздохнула. – Что они скажут?

– Да ничего такого они не скажут, Агаша! Посмотри, какие хорошие люди нас окружают! Ты только посмотри!

Агаша засмеялась.

– Давно ли ты их как огня боялась, по углам шарахалась?

– Ну, что было, то прошло!..

И даже танцы удалось потанцевать, сдвинув в стороны столы!

Странная это была свадьба, странная, но весёлая, и оказалось потом, что гости и невеста запомнили её на всю жизнь.

– Где Сергей Ильич? Видел кто-нибудь?

– А разве он не в Москве?

– Да что ему там делать?! У нас самое горячее время!

– У вас это горячее время постоянно, – пробурчала молодая конструкторша, недавно принятая в бюро на работу. – Кажется, всё горячее и горячее становится! А за окнами, между прочим, давно уже осень!

Конструкторша отличалась от всех остальных сотрудников КБ, молодых, шумных, курящих, полных энтузиазма и боевого задора. Они делали великое дело – для Родины, для народа! – строили атомный ледокол, почти не спали и не ели, выполняли заказы досрочно, успевали выпускать стенгазету и сочинять в неё смешные стихи, а конструкторша делала им одолжение, приходя вовремя на работу и покидая рабочее место в ту же секунду, когда начинал звонить звонок. Она была ленинградка, кажется, дочь заведующего кафедрой в каком-то втузе, особа утончённая, посещавшая по выходным филармонию. Поговаривали, что конструкторша положила глаз на Сергея Ильича, даром что тот в опале!.. Конструкторша была красавица – полная, томная, неторопливая, причёску носила «Карла Доннер».

– Ниночка, ты что-то имеешь против горячего времени? – осведомился Борис Смирнов, не поднимая глаз от вороха «синек». Подражая начальнику, он теперь использовал под черновики исключительно «синьки».