Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

И вложила Надиньке в ладонь небольшой образок.

– Вы в Него не верите, дело ваше, – и она сжала грубыми от работы пальцами ладонь девушки, прикрывая образок, – да Он-то в вас верит! Ну, Агашенька, а с тобой давай троекратно, по русскому обычаю!

И они смачно расцеловались.

– Присесть! – спохватилась Фейга. – Присесть на дорожку! Дети, скорей тащите с кухни табуреты!

Все уселись кто куда и помолчали секунду.

– Пора! – объявила бабуся.

Соседи вышли проводить. Когда лифт пришёл и Агаша зашла в осветившуюся кабину, Фейга остановила Надиньку, которая собиралась зайти следом.

– Беги, – и показала на лестницу. – И не забудь по перилам съехать!..

В машине Надинька наконец заплакала.

Она не плакала ни разу с тех пор, как не стало отца, и по отцу не плакала, боялась, что не сможет остановиться и тогда непременно умрёт от отчаяния. Не плакала, когда уезжала из дома, когда Серёжа умчался со свадьбы, когда её пробирали на собрании!..

– Ну, будет, будет, – сказала Агаша и протянула ей платок. – Опять мы с тобой новую жизнь начинаем, вот оно как!

«Победа» выехала на набережную, потом выбралась на Арбат. Надинька ничего вокруг не замечала. Агаша с каждой минутой удивлялась и волновалась всё больше.

Когда выехали из города, она всё же спросила молодцеватого шофёра:

– А новая-то квартира разве не в городе?..

Шофёр оглянулся на них.

– Так Сергей Ильич вам ничего не сказал?

– Чего не сказал-то? – сердясь от волнения, спросила Агаша.

– Он велел вас на дачу отвезти. Ему дачу выделили.

– Дачу? – переспросила Надинька и посмотрела в окно.

Смеркалось, «Победа» катила через поле к берёзовой роще на горке.

Надинька вцепилась в ковровую отделку сиденья. Агаша быстро и незаметно перекрестилась.

«Победа» остановилась у ворот – их собственных, старых, милых, родных ворот! – Шофёр вышел, распахнул створки и заехал на участок.

Вон беседка, вся увитая багряным и жёлтым плющом. Когда тепло становилось, в беседке и чаёвничали, и гостей принимали, и в лото играли. Вон две сосны, между ними всегда гамак натягивали. А вон песочница, роскошная, с деревянными бортами и домиком, Павел Егорович для Надиньки соорудил ещё до войны. Песочницу всегда берегли, из года в год поправляли, подкрашивали. Считалось, что в ней внуки будут возиться.

Надинька и Агаша выбрались из машины, молчали и оглядывались по сторонам.

Ничего не изменилось, только плющ разросся, беседки почти не видно.

Шофёр протопал сапогами по крыльцу, отомкнул дверь – она отворилась со знакомым и уже позабытом скрипом, – зажёг в доме свет и стал заносить вещи.

Агаша опять перекрестилась. Надинька вся дрожала, как осиновый лист.

– Сергей Ильич сказал, вам тут понравится, – заговорил шофёр, не понимая, отчего они молчат и стоят как громом поражённые. – Дом тёплый, хороший. Вот как государство об учёных заботится!..

– Да это наш дом-то, – прошелестела Агаша. – Господи, помоги!..

По знакомым ступеням они поднялись на крыльцо. Вот голландка с мраморной фигурой в нише, вот коридор, а там и кабинет Павла Егоровича, вот абажур на длинном шнуре, а вон крючок вбит, там всегда Любочкин портрет висел!..

– Может, затопить? – осведомился шофёр. – Дрова заготовлены.

Агаша оглянулась на него. Он смешался – у женщин были странные лица.

– Ну, тогда разрешите идти?

Агаша кивнула.

Зафырчал мотор, и машина укатила.

– Этого не может быть, – сказала Надинька, подошла и потрогала бок голландки. – Агаша, ну ведь этого быть не может!

– Не может, – согласилась Агаша.

И они опять замолчали.

– Это ж надо, что он для тебя сделал, – наконец проговорила Агаша. – Я о таком в жизни не слыхивала.

Надинька оглянулась на неё.

В полном молчании они затопили печь и уселись – Надинька на диван, Агаша к столу.

Сколько времени прошло, они не знали, только вдруг вновь послышался звук мотора, свет фар прошёл по окнам, на крыльце зазвучали быстрые, уверенные шаги, распахнулась дверь, и Серёжа объявил во весь голос:

– Девчонки, я приехал!

«Стрелки часов приближаются к двенадцати. Ещё раз тщательно проверяется готовность ледокола к спуску: осматриваются спусковые дорожки, крепления, растяжки.

С командного пункта раздаётся приказ:

– Доложить о готовности к спуску!

– Готов! Готов! – доносятся отовсюду ответы.

– Товарищ директор завода, – рапортует командующий спуском, – спусковая команда на месте, спусковые устройства проверены! Прошу разрешить спуск на воду первого в мире атомного ледокола «Ленин»!

– Произвести спуск разрешаю. Добро!

– Носовые стрелы долой! – звучит команда.

Проходит секунда, другая, и на пульте загораются две сигнальные лампочки: носовые стрелы отданы.

– Кормовые стрелы долой!

На пульте снова вспыхивают две лампочки.

Теперь судно удерживается на стапеле только одним устройством – курками. В напряжённой тишине слышится выстрел сигнальной пушки Петропавловской крепости: полдень.

– Отдать курки!

Лучший такелажник завода, участник спуска многих судов рубит канат, задерживающий курки.

Вздрагивает стальная масса ледокола. Она трогается с места, а затем, набирая скорость, всё быстрее и быстрее скользит по стапелю.

Раздаются восторженные возгласы, крики «ура», рукоплескания. В воздух летят шапки. Когда корма судна с шумом врезается в невские воды, десятки голубей взмывают вверх.

Мягко осев, соскальзывает с порога спусковых дорожек нос атомохода, и в тот же момент на флагштоке взвивается красный флаг.

Торжественно звучит Государственный гимн СССР.

Радостными гудками приветствуют своего могучего собрата суда, выстроившиеся в устье Невы. Гремят цепи якорей, ледокол замедляет ход, останавливается, буксиры отвозят его к построечному пирсу завода.

«5 декабря 1957 года первый в мире атомный ледокол «Ленин» спущен на воду!» – это сообщение разнеслось по всему миру. Газетные страницы на всех языках сообщили читателям о новом успехе советских людей!»

«Ледокол «Ленин». Первый атомный», В. Блинов.

«Ленин» – первый атомный ледокол», Н. Кузнецов.

«Как был построен ледокол «Ленин», Государственное союзное издательство судостроительной промышленности, Ленинград, 1959 г.

THE END