Алла Озорнина - В лабиринтах Бутинского дворца

— Вася? Ты что тут делаешь? — спросил он.

— Авангард Семенович… — ошарашенно пробормотал Квашня. — Вы-то что тут делаете?

— Что здесь хранится? — строго спросил Авангард Семенович. — А ну-ка отвечай!

К этому времени Квашня пришел в себя. Он вытащил пистолет и сказал:

— Руки вверх. Авангард Семенович! Я понимаю, что вы сосед и уважаемый человек… Но я не хочу пострадать из-за вас.

— Не стреляйте в него! — закричала Катерина и тоже выскочила из-за укрытия.

— Ага, еще одна! — сказал Квашня и подошел к ящику, за которым продолжал прятаться Пролетарий Иванович. — О, тут и третий… А ну, выходи!

— Не делайте нам ничего, — захныкал Пролетарий Иванович, — мы, честное слово, ничего никому не скажем!

— Да что ж я вас убивать, что ли, стану? — захохотал во все горло Квашнин. — Я сейчас вас прикреплю, как вот этого… — и он осветил фонариком человека в очках, привязанного цепью к какой-то трубе. Катерина поняла, что это и есть похищенный позавчера очкарик. И Авангард Семенович тоже понял. — А там решим, что с вами делать…

— Постой, Вася, — Авангард Семенович продолжал увещевать своего соседа. — Ну разве ты не понимаешь, что твоя песенка спета? Ты уже так много натворил за последнее время…

— Заткнись, пенсионер, — грубо оборвал его Квашня. — Сейчас я тебя, пожалуй, первого… Эй, Костыль, ну где ты там? — громко крикнул он, переведя взгляд на верхние ступеньки лестницы.

— Я здесь! — и тут же рядом с ним появился маленький невзрачный человечек.

— Сердце… Я сейчас умру от разрыва сердца, — простонал Пролетарий Иванович.

— Руки вверх! — раздался голос, но не со стороны лестницы, а со стороны коридора.

И тотчас же из темноты выпрыгнули люди в милицейской форме. Первым вбежал начальник Ильинского ОВД — Сковородкин Михаил Иванович, за ним — лейтенант Пупокин и еще трое.

— Миша? — удивился Авангард Семенович.

— Авангард Семенович? А вы что тут делаете? — спросил Сковородкин.

Два сослуживца Сковородкина в это время заламывали руки растерявшимся преступникам, а Пупокин скрылся за ящиком.

— Пустите! — закричал пришедший в себя Квашня.

— Пустите, говорю!

— Не ори! — приказал Костыль. — Хозяин-то нас в обиду не даст, вытащит.

— Ага, приедет из Америки — и вытащит, — подтвердил Сковородкин и, повернувшись к ящику, за которым стоял Пупокин, крикнул: — Ты скоро, Пупокин?

— Цепь развязать не могу!

— Так пили!

— Я и пилю!

На лестнице послышались шаги. Сковородкин посветил фонариком. К ним спускался полноватый мужчина средних лет, в очках. На последней или предпоследней ступеньке он споткнулся и чуть было не упал.

— Сюда нельзя, — сказал Михаил Иванович.

Мужчина остановился.

— Кто вы?

— Я… — Мужчина засмеялся нервным смехом. — Я — Мохнатый номер один.

Я скатилась по лестнице и выбежала на улицу. И чуть было не попала под колеса подъехавшего «уазика». Из него выскочили несколько милиционеров и скрылись в нашем подъезде. Я ничего не успела сообразить, как очутилась в чьих-то крепких объятиях.

— Папа! — воскликнула я, когда наконец увидела, кто передо мной.

— Слава богу, жива! — воскликнул он, еще раз прижал к себе и тоже исчез за дверью.

Спустя несколько минут к машине уже вели Несмазанную Телегу. Он бросил на меня злой взгляд и полез в «уазик».

— Спасибо, ребята! — крикнул папа вслед отъезжающей машине.

— Ждем на работу! — донеслось оттуда.

— Слава богу, обошлось, — сказал папа, когда мы остались одни. Я ничего не могла понять.

— Как же вы оказались вместе? — спросила я. — И вообще, почему ты тут? Ты же еще должен быть на Черном море!

— Очень просто. Я позвонил на работу своему начальнику, кстати сказать, родному дяде Боброва, что так, мол, и так, дела плохи, дочери грозит опасность, что я вылетаю, и надо меня встретить и…

— Подожди, папа, но откуда ты узнал, что дела плохи и что мне грозит опасность?

— Ах, да! — воскликнул папа и протянул мне телеграмму, которую извлек из кармана.

— «Ваша дочь в опасности. Вера». Вера? Какая Вера? — не сразу поняла я.

— Ну та, которая с мамой в филармонии работала, — сказал папа. — Ее еще все называли Бездарная, но Нахальная.

— Вот тебе и Нахальная! — проговорила я. Мне было стыдно, что я думала о ней плохо. — Подожди… В таком случае, откуда же ей стало известно? — спросила я папу.

— Пока не знаю. Но полагаю, день-два, и все выяснится. А пока суть да дело, пойдем-ка пить чай.

Вскоре Авангард Семенович, Пролетарий Иванович, Катерина, тот, кто назвался Мохнатым, и Михаил Иванович сидели в кабинете начальника отдела внутренних дел.

Начальник милиции начал свою речь:

— Откровенно говоря, меня просто задело отношение некоторых жителей Ильинска к нашим сотрудникам. — Он многозначительно посмотрел на Авангарда Семеновича.

— Виноват, — согласился тот. — Каюсь. Я был не прав. Но скажите, что я мог подумать, когда начальник милиции средь бела дня слушает музыку, а в его отделе неизвестно что творится!

— Что именно?

— Сотрудники не считают нужным реагировать на заявления граждан и даже ребенка, — он кивком показал на Катерину, — не захотели выслушать.

— Замечательно! — Сковородкин вскочил и захлопал в ладоши.

— Когда во всем Ильинске, — продолжал Авангард Семенович, — только и говорят, что милиция купленная и реагирует только на, извините, взятки.

— Что, так и говорят?

— Именно так.

— Ну, молодцы, ребята! — воскликнул Сковородкин. — А я боялся, что у нас ничего не получится. — Он обошел вокруг стола. — А теперь слушайте меня. Суть в том, что все это делалось по моему приказу.

— По твоему? — Авангард Семенович приподнялся на стуле. — Но для чего?

— Когда мы поняли, что в районе творится что-то неладное и что во всем этом замешан глава администрации района, мы на совещании приняли решение создать видимость плохой работы, а точнее — отсутствия ее. И сделать это оказалось гораздо проще и быстрее, чем мы предполагали… А что касается дворца, то мы активно стали работать с ним еще месяца два назад. Именно тогда нам стало известно, что на его реставрацию наконец-то пришли деньги, но глава администрации делает все возможное, чтобы их задержать. Вот мы и решили усыпить его бдительность, а заодно и преступников. И это нам удалось. Две недели назад в Бутинском дворце начали делать косметический ремонт. И дураку ясно, что это неспроста. Когда же в холле вдруг появилось странное панно… Думается, комментарии излишни.