Ирина Лобусова - Гранатовый дом

Доказательствами в суде обычно служили показания свидетелей и признания обвиняемых, часто проводилась судебно-медицинская психиатрическая экспертиза.

После смерти Сталина в 1956 году начались процессы «десталинизации» и «хрущевской оттепели», направленные на политические преобразования в стране и деконструкцию системы тотального насилия. Был взят под контроль КГБ, прекращен массовый террор, демонтирована система ГУЛАГа, проведена амнистия, пересмотрены репрессивные законы. Скорректирована государственная идеология.

Однако установление «социалистической законности» не привело к пересмотру антигомосексуальной политики. Известно, что в 1958 году был издан секретный документ МВД «Об усилении борьбы с мужеложством». Однако его содержание являлось серьезной государственной тайной.

В ходе реформы уголовного законодательства в начале 1960-х годов были приняты новые уголовные кодексы союзных республик. Но наказание за добровольные гомосексуальные связи осталось. Изменился и номер статьи. Теперь это была статья 121. Фактически она повторяла предыдущую, отменяя только нижний предел наказания и уточняя отягчающие квалификации.

Угроза уголовного преследования побудила многих людей бежать из СССР. Так «невозвращенцем» в 1961 году стал балетный артист Рудольф Нуреев.

Кроме судебного преследования милиция и КГБ вели списки действительных и подозреваемых гомосексуалов. Эта информация часто использовалась для шантажа.

Во всех крупных городах СССР продолжали существовать места встреч геев, «плешки», однако все они находились под пристальным наблюдением милиции и КГБ.

Антигомосексуальный закон также использовался для борьбы с инакомыслящими и неугодными. По нему часто осуждались участники диссидентских движений. Однако верхние пределы сроков заключения по этой статье советские суды никогда не давали.

Милиция четко реагировала на все заявления о гомосексуальности. Часто велись списки гомосексуальных мужчин, которых, шантажируя уголовным делом, заставляли стать информаторами.

После реформы статьи о мужеложстве в Уголовном кодексе 60-х годов ежегодно в СССР по ней осуждалось около тысячи человек.

При этом по статье 121 судили только мужчин. Женщин не могли уголовно преследовать из-за их сексуальности. Для них практиковалось медикаментозное и психиатрическое «лечение» — их сразу отправляли в психиатрические клиники. Многих мужчин — тоже.

Психиатрическая больница часто была наиболее вероятным путем разрешения ситуации. В СССР для лечения женщин и мужчин, которые могли оказаться в психиатрической лечебнице, использовали электрошок и медикаментозные препараты.

Лори Эссиг, американский профессор социологии, посещавшая СССР, выяснила, что в СССР некоторые врачи делали мужчинам и женщинам с гомосексуальной ориентацией операции по смене пола. В основном это исходило из теории о том, что если, например, у мужчины сексуальное влечение направлено на мужчину, то он женщина.

Таким образом советские врачи пытались «излечить» гомосексуалистов. Для этого не обязательно нужно было решение суда. Достаточно было обратиться за помощью и стать пациентом. Такие операции делались за счет государства.

Однако такие операции широко не афишировались и были очень опасны. Большинство пациентов умирали на операционном столе. Поэтому работу над улучшением и изучением таких операций постоянно проводили в секретных клиниках спецслужб — под тщательным присмотром КГБ. В этих же клиниках на гомосексуалах проводили различные опыты. Часто они становились жертвами шокирующих медицинских экспериментов.

На них испытывали вакцины и яды, вещества, провоцирующие развитие различных болезней, психотропные вещества и новые, неизученные наркотики.

В жертвы экспериментов отбирали особо «социально опасных» — то есть гомосексуалистов, уже осужденных по 121 статье и вновь замеченных в каких-то нарушениях закона. Такие люди были «социально неисправимыми».

Официально они проходили лечение в психиатрических клиниках по решению суда. Но из клиник они больше не выходили. О существовании подобных клиник ничего не знали даже многие сотрудники правоохранительных органов. А места их нахождения содержались в глубоком секрете.

Прошел месяц, когда Сергей изучил все подробности страшного места. Даже больше месяца — он давно потерял счет времени.

Очень скоро Аджанов понял, что отделение, в котором они находятся, это секретная часть одной из больниц. Что это за больница, он так и не узнал, — их отделение находилось во флигеле, стоящем за высокой и прочной стеной, и вход в него был запрещен всем сотрудникам без исключения. Здесь могли находиться только пациенты и свой персонал. Для всех же остальных попадание на секретный объект грозило очень большими неприятностями — вплоть до ареста и заключения в такую же психушку.

За это время Сергей уже вполне уверенно стал передвигаться по территории, за исключением сада вокруг отделения — выходить на улицу запрещалось.

И все эти месяцы он недоумевал: почему с ним ничего не делали, тогда как других пациентов лечили довольно сильными препаратами.

Несколько раз Сергей спрашивал об этом своего лечащего врача и получал один и тот же ответ: для него, мол, предназначена экспериментальная терапия. Препарат, который предназначается ему, в больницу еще не завезли. Как только привезут, сразу начнут лечение.

Аджанов с содроганием ждал этого дня, каждый раз наблюдая за страшными муками, которые испытывали постоянно меняющиеся соседи по палате. По мере возможности он старался облегчать их. Постепенно Сергей узнал все названия препаратов, используемых в советской карательной психиатрии, и даже умел распознать, от какого из них испытывают муки несчастные, которых заносили в палату в состоянии овоща.

Очень скоро он узнал, что пациенты этого отделения делятся на две категории: бродяги, бездомные и политические, в том числе «отказники» — люди, которые хотели покинуть страну, выехать за рубеж, чаще всего в Израиль, и люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

В СССР на улицах действительно не было бомжей. Боролись с ними просто: милиция подбирала их и отвозила в дежурную на тот день по городу психбольницу. Там бродягу мыли и определяли в отделение, где врач выяснял, откуда тот родом. И тогда его могли отправить на родину — по месту прописки. Если у него были родственники, из местной больницы бездомного им возвращали, а если родственники не находились, его устраивали в интернат для психохроников.