Гарольд Роббинс - Чужак

Я выключил свет и швырнул повестку в комнату. Черт с ней. Завтра с утра позвоню Карсону, и он все уладит.

Мартину стало нехорошо, он опустился в кресло и уставился на Жанет.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он дрожащим голосом.

Джерри тоже посмотрел на жену. Его заинтриговала эта история, и теперь ему хотелось знать ее конец. Напряжение исчезло с его лица, он откинулся в кресле.

— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Жанет, усаживаясь таким образом, чтобы видеть их обоих. — И когда мы получили от Фрэнка эту страшную телеграмму, что Рут умерла в родах, но в которой ничего не говорилось о ребенке, мы решили, что он тоже умер. Но мы ошиблись.

Ты, Мартин, в это время был уже за границей, и все, что мы могли сделать, это написать тебе о том, что произошло. Через месяц уехал Джерри, и, казалось, жизнь остановилась на некоторое время.

За несколько недель до возвращения Джерри ко мне пришел посетитель. Это был капеллан из части, в которой служил Фрэнк. Он видел Фрэнка мертвым. Мы уже знали, что Фрэнк погиб, я получила об этом известие из Министерства обороны от шестнадцатого апреля. Но капеллан Ричардс привез письмо от Фрэнка, которое тот просил вручить мне лично.

Капеллан устал, казалось, прошла вечность с того момента, когда он спал последний раз.

Пушечная канонада теперь была едва слышна. Еще вчера здесь размещался полевой госпиталь, а сегодня он уже превратился в тыловой, так как за одни сутки фронт переместился на тридцать миль. Но раненые еще продолжали поступать. Доктора трудились не покладая рук, и все же перед операционной стояла очередь.

Капеллан вышел из небольшого здания, превращенного в госпиталь. Возле него на земле лежали раненые, дожидавшиеся своей очереди в операционную или отправки в тыл. Уже почти наступила ночь, первые звезды забрезжили в небе. Он медленно брел мимо раненых к своей палатке. Ему необходимо было выспаться, он не мог больше обходиться без сна, даже если в этом сне он увидит их лица, белые от боли, и услышит их голоса, полные страдания.

Он медленно брел к своей палатке, опустив голову, спотыкаясь, сердце его изнывало от боли.

— Капитан Ричардс, — услышал капеллан чей-то голос.

Вернее, он почувствовал его, так как это был скорее зов души, а не тела. В нем почти не было боли, царившей вокруг. Капеллан остановился.

— Капитан Ричардс, подойдите сюда, — голос был слабым, но настойчивым.

Капеллан пошел на звук, ища глазами человека, который звал его. Мужчина лежал на земле вместе с другими ранеными. Он был закутан в одеяло, поверх которого выглядывало его бледное лицо. Капеллан не узнал этого человека и опустился на колени, чтобы лучше разглядеть его.

— Капитан, — сказал мужчина, — вы не помните меня?

Капеллан покачал головой. Столько людей прошло перед ним.

— Я Кейн, помните? — спросил раненый.

И капеллан неожиданно вспомнил. Вспомнил, как впервые повстречался с этим человеком. Он только что пришел в армию, а Кейн к этому времени был сержантом. Он пригласил Кейна посетить службу, но тот в ответ рассмеялся. Что же он сказал тогда? Теперь уже трудно вспомнить, это было так давно. Ох, ну конечно, он рассмеялся и сказал: «Посещение службы мне уже не поможет, святой отец». На что капеллан ответил: «Посещение службы помогает всегда, никогда не поздно обратиться к Богу». Кейн снова рассмеялся и ответил: «Ну, если это так, святой отец, у меня еще есть надежда стать человеком». С этими словами он удалился. Некоторое время после этого разговора капеллан наблюдал за Кейном. Он думал, что Кейн немолод и ему трудно на этой войне, и был очень удивлен, когда узнал, что, несмотря на почти полную седину, Кейну было едва за тридцать.

— Да, Кейн, теперь я вспомнил, — сказал капеллан. Он снял шинель, постелил ее на холодную землю и уселся рядом с Кейном. Под шинель попали камушки, и он долго возился, пока не устроился удобно. Взошла луна. Капеллан заметил на лбу Кейна красную отметку об оказании первой помощи.

— Я умираю, — просто сказал раненый. В его голосе не было страха, он говорил об этом, как о чем-то обыденном.

— Не надо, — сказал капеллан, пытаясь приободрить его, но даже для него самого эта фраза прозвучала неубедительно. — Не говорите так.

— Не обманывайте меня, святой отец, — сказал мужчина и попытался засмеяться, но вместо смеха у него вырвался глухой кашель. — С такой раной не живут, уж я на это насмотрелся.

Капеллан попытался заговорить, но раненый оборвал его.

— Дело совсем не в боли, нет. Я так напичкан морфием, что даже не знаю точно, есть ли у меня тело. — Глаза раненого повернулись к капеллану. — А кроме того, посмотрите, с какой стороны я лежу.

Капеллан огляделся. Раненый был прав. Здесь лежали те, у кого не было надежды выжить. У кого такая надежда была, лежали с другой стороны.

— Я уже два часа наблюдаю за ними. Ко мне подходит санитар, делает очередной укол и ставит на лбу отметку об оказании первой медицинской помощи. — Он снова закашлялся тем глухим кашлем, который должен был означать смех. — Я не виню их за это, они как-то пытаются помочь.

Капеллан, наконец, обрел голос.

— Послушайте, я говорю вам, что у вас все будет в порядке.

— Хорошо, святой отец. Пусть так, раз вы в этом уверены. Но я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня в случае моей смерти.

— Что вы имеете в виду, Кейн? — спросил капеллан. Он подумал, что речь пойдет об отпущении грехов. Рано или поздно они все приходят к Богу. Однако ответ раненого слегка разочаровал его.

— У меня есть письмо, которое я хочу, чтобы вы передали по назначению, святой отец. Передали, а не отправили по почте. Оно у меня в кармане, возьмите его.

Капеллан наклонился, просунул руку под одеяло, нащупал письмо и достал его.

— Это письмо, святой отец, предназначено для женщины. Оно не для матери, жены или любовницы, они все умерли прежде меня. Это письмо для друга, ее мужа и их общего друга. Я хочу, чтобы они получили его после окончания войны, когда соберутся все вместе. — Раненый замолчал, его одолевали какие-то мысли.

Капеллан несколько минут молча наблюдал за ним. Тоненькие струйки крови вытекали из ушей раненого и падали на носилки, где кровавое пятно становилось все больше и больше.

— Не беспокойтесь о письме, сын мой, я передам его. Могу я еще что-нибудь сделать для вас?

Двигались только глаза раненого. У капеллана создалось впечатление, что они смеются над ним, читая его мысли и намерения.

— Да, святой отец, — произнес мужчина. — Дайте мне сигарету.

Капеллан достал сигарету и вставил раненому между губ. Губы его были холодными и тонкими. Он почувствовал, как они зашевелились под его пальцами, произнося слова благодарности. Это было похоже на поцелуй.