Гарольд Роббинс - Чужак

— Ты всего добьешься, Фрэнки, — сказал Феннелли, улыбаясь.

— Да, сэр, — ответил я. — Спасибо. — Киф засмеялся.

— Принеси нам пару бутылок пива, Фрэнки, — сказал он.

Я побежал в погреб и принес им две бутылки ледяного пива, на которое они с жадностью набросились. Когда пиво было выпито, Феннелли спросил Кифа:

— Готов рассчитаться за прошлую неделю?

— О чем речь, Силк! — ответил Киф. — Я всегда плачу вовремя.

Он вытащил пачку денег, свернутых в трубочку, отсчитал шесть сотен и вручил их Феннелли, который, не пересчитывая, небрежно засунул банкноты в карман.

Я достал ведро и тряпку и принялся мыть кафельный пол возле стойки. Было очень жарко, поэтому я снял рубашку и швырнул ее в угол. Пот ручьями тек с моего лица, и я периодически вытирал его рукой. Когда Феннелли проходил мимо меня, он дружески кивнул. Я махнул ему в ответ, изображая что-то вроде салюта, который в свое время отдавал отцу Куину.

Лето тянулось мучительно. Это было самое обычное лето в Нью-Йорке: жара, духота до изнеможения; возвращающиеся с работы усталые люди с лицами-масками; ребятня, галдящая на улицах; переполненные парки и пляжи; газеты с кричащими о погоде заголовками, пустые школы и городской шум сквозь открытые настежь от жары окна.

Это было еще одно обычное лето. Для Нью-Йорка. Но не для меня. Я был очень доволен. Впервые в жизни я чувствовал полную свободу и независимость. Август подходил к концу. К этому времени на моем счету в банке было уже семьсот долларов. У меня была девушка. У меня было два новых костюма. Я питался в ресторанах. Теперь я всегда был при деньгах и мог ходить туда, куда хочу, и делать то, что хочу. Взрослые и дети смотрели на меня с почтением, потому что я жил на широкую ногу и кое-чего в жизни уже добился. Время от времени я вспоминал о предстоящих занятиях в школе. Мне страшно не хотелось продолжать учебу: я стал слишком много зарабатывать и чувствовал, что мне уже не удастся отказаться от моего нового образа жизни. Я был слишком молод, чтобы найти в себе силы отказаться от этого. Думая о том, как бы совместить учебу с работой букмекера, я решил договориться в школе насчет утренних занятий, чтобы у меня оставалось время обегать своих клиентов и взять у них ставки. Мое будущее виделось мне в розовом свете. Я покровительственно относился к детям из приюта и нашего района. Мне казалось, что жизнь прекрасна.

Это случилось в субботу, двадцать второго августа, ближе к вечеру. Мы с Кифом только что подвели итоги за последнюю неделю, и в моем кармане появилось еще восемьдесят четыре доллара. Бильярдная была переполнена галдящими и бранящимися посетителями. В скором времени большинство из них должны были потихоньку разойтись по домам, чтобы переодеться и подготовиться к дальнейшим развлечениям. Была суббота: кого-то ждало свидание, кого-то вечеринка или танцы. Пиво и прохладительные напитки из наших запасов кончились. Киф через стойку взглянул на меня и сказал:

— Я устал. Думаю закрыться сегодня пораньше, чтобы успеть на поезд. Хочу съездить к жене.

— Мне объявить? — спросил я.

Он кивнул.

Я стал ходить между столиками, покрикивая: «Мы закрываемся! Мы закрываемся!»

Через несколько минут зал был пуст. Киф сосчитал выручку и засунул деньги в карман.

— Пошли, — сказал он мне.

Когда он закрывал дверь, к бильярдной подъехала машина Феннелли. Силк вышел из машины и направился к нам.

— Решил пораньше закрыться, Джимми? — спросил он улыбаясь.

— Да, — ответил Киф. — Поеду к жене.

— Это хорошо, — сказал Феннелли. — Для меня что-нибудь есть?

— О чем речь! — ответил Киф. — Ты же знаешь — я всегда готов!

Он сунул руку в карман и извлек свернутую в трубочку пачку денег, скрепленных толстой резинкой. Они стояли у входа, а я, чтобы не мешать им, немного отошел в сторону и повернулся лицом к дому.

Вдруг за моей спиной, со стороны улицы, послышался шум мотора. Силк и Киф настороженно обернулись: казалось, они пристально всматриваются туда, откуда доносился шум. Лично я не почувствовал ничего сверхъестественного. Я просто увидел, как Киф внезапно побледнел и деньги выпали из его рук на крыльцо.

Подбежав к крыльцу и нагнувшись, чтобы подобрать деньги, я произнес что-то вроде: «Осторожней с вашими…», но мои слова потонули в грохоте выстрелов. Я поднял глаза: Киф, прижав руки к животу, медленно сползал на землю, прислонившись спиной к входной двери. Силк руками зажал грудь. Он начал клониться вперед, и его руки стали медленно отрываться от простреленного пальто. На меня закапала кровь. Только теперь я вышел из оцепенения. Ни о чем не думая, я побежал: сначала, не отрываясь от земли, на четвереньках, а затем, привстав, понесся во весь опор. Не оборачиваясь, я пролетел один квартал, другой, даже не замечая, куда бегу. Я только понимал, что бегу.

Инстинктивно я остановился перед домом, где жил Марти. Нырнув в подъезд, я помчался вверх по лестнице к его квартире. Я не стал звонить в парадную дверь, а побежал к черному ходу, зная, что мне откроет Джулия. Только позвонив в дверь, я стал осознавать, до какой степени напуган. До этого момента я лишь спасался бегством и ни о чем не думал. Сердце мое рвалось из груди, и я с трудом хватал воздух открытым ртом.

Джулия открыла мне, и я ввалился в квартиру, поспешно захлопнув за собой дверь.

— Боже, Фрэнки! — воскликнула она. Затем, увидев кровь на моей рубашке, вскрикнула: — В чем дело? Что стряслось?

Я не ответил и прошел мимо нее в комнату за кухней. Там я рухнул на кровать, тяжело дыша.

Она вошла следом за мной и закрыла дверь.

— Что случилось, Фрэнки? — спросила она, глядя на меня широко открытыми от ужаса глазами. — Ты ранен?

Я сел.

— Нет, — ответил я. — Они только что застрелили моего шефа и Феннелли.

— Они? — переспросила она. — Кто они?

— Не знаю. Я убежал.

Я встал с кровати и увидел, что до сих пор сжимаю в руке деньги, которые выронил Киф. Засунув их в карман, я подошел к окну и выглянул на улицу. «Интересно, — подумал я, — гнались за мной или нет?»

Джулия подошла ко мне.

— Бедный мальчик! — сказала она, обнимая меня. — Перепугался до смерти.

— Ничуть не перепугался, — соврал я и уткнулся лицом в ее грудь, такую теплую и спокойную, что даже шевелиться не хотелось. Вдруг нервная дрожь пронизала мое тело — сначала один раз, потом другой. Я пытался с ней справиться, но напрасно. Меня прошиб пот, и через несколько секунд рубашка стала совершенно мокрой. Я продолжал стоять в объятиях Джулии, мокрый от пота, со стучащими, как у перепуганного ребенка, зубами…

Некоторое время спустя я сидел в небольшом кресле в углу комнаты и думал о случившемся. «Никто не видел, как я сюда вошел. Скорее всего, они приехали рассчитаться с Феннелли, и им не было дела до меня. Они пристрелили Кифа только потому, что он видел их. Я им не нужен. Полицейские, правда, могут заинтересоваться мной, задать несколько вопросов, но я ничего не видел. Мне гарантирована безопасность до тех пор, пока я буду держать язык за зубами. Тогда меня не тронут.» Пока я так сидел, Джулия пошла в другую комнату, чтобы приготовить мне кофе. «Что мне делать с этими деньгами?» Я вытащил их и пересчитал: в пачке было шестьсот пятьдесят три доллара. Я опять засунул деньги в карман. В комнату вошла Джулия с чашкой кофе.