Силуан Туманов - Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре [litres]

Конечно, будем содействовать во всем, в чем понадобится.

В конце беседы Вера с трудом сдержала вздох облегчения. Неловко, конечно. Милый человек, радушно принял. Но от этих правильных монотонных фраз уже тянуло в сон, как когда-то на уроке немецкого в школе.

В просторной комнате рядом дожидалась, весело галдя, ребятня. Человек десять, от восьми до двенадцати лет. Дружно поздоровались, восторженно глядя блестящими глазами на следователя, не скрывая воодушевления от происходящего. Рассказывали все подробности того злополучного утра охотно, наперебой, с малейшими деталями.

Но вопреки ожиданиям Вера не услышала для себя ничего нового: в то утро все было как обычно. Ребятишек пришла проводить мать Ермия. Сначала на хоздворе о чем-то долго с Фаиной говорила. Не кричала, но вроде как спорила, потом к воротам подошла, детей посчитала. Она всегда смотрит, кто ездил, а кто нет. Но она хорошая, родителям не жаловалась. Мать Авделая снова принесла конфеты, но не как обычно – старые, а вкусные, шоколадные. Всем понравились. Фаина была задумчивая, но откликалась приветливо, леденцы свои не предлагала: зачем, если настоящие конфеты были? Да и кого сейчас леденцами удивишь? В дороге Фаине внезапно стало плохо. Дети еле выбрались на ходу из автобуса, тут же побежали в отделение, привели участкового.

Все, уже известное ранее из отчета Фокина. Ничего необычного.

И все же что-то не понравилось Вере в этой чехарде рассказов. Но что именно, понять она пока не могла.

– Ох, какие люди-то к нам пожаловали, какие люди! Устали, небось, с дорожки-то? Еще бы, столько народу обойти! Да не говорите ничего, я и без удостоверения знаю, что за важный гость ко мне пришел. Хотя кто я такая? Грешница великая… Вот сюда удобнее будет присесть, а то там ножка подломилась. Уж я как просила Степаныча починить, как просила! Кто такой Степаныч? Да сосед мой, через два дома живет. Пьет, бедняга! Ну, понятно, с горя: такого мужика Галька-гадюка бросила! Да и когда ему чинить-то? То в совхозе этом за гроши вкалывает, то лыка не вяжет. Вот я скажу, раньше умели людей ценить, такого не было! А сейчас никому не нужны умельцы, никому. Наливочка вот яблочная, угощайтесь. Да вы не отказывайтесь, не отказывайтесь, попробуйте сначала. Не-не-не! До дна, до дна! Это же чистейший продукт, не то что у Корзиных из пятого дома. Там сивуха чистой воды. И вот сразу пирожочком не забудьте…

Бодрая, круглая, румяная, крепко сбитая старушка в чистом платье хлопотала, усаживая гостью и расставляя нарядные чашки и тарелочки со всякой домашней снедью. Отказаться от угощения у Веры просто не получилось – нрав у знаменитой Никитишны был непобедимый, отказов не признавала. Да и не хотелось отказываться, честно говоря. Уж таким все было румяным да смачным.

Край поселка. Дом на отшибе, чуть в стороне. Наверное, раньше в таких домах жили деревенские колдуньи. А сейчас, судя по грамотам на стенах, живет отличница социалистического труда. Кстати, стратегически удачное место для наблюдений – отлично просматриваются дороги и выходы из монастыря и поселка.

– Ой, уж мы-то горевали, горевали! Это же прямо бесовское наваждение какое-то! И матушки наши монахини со мной согласны: сбывается старое проклятье. Какое? А вы разве не знаете? Дак еще до революции в старой часовне монах повесился от любви несчастной, а старец тогда всех проклял на веки вечные! Игуменья разве вам не рассказала? Ну да, ну да, она не обо всем рассказывает и не всем. Денег с вас не взять, что распинаться?.. А о том, как они с Фаиной кричали друг на дружку накануне аварии, она тоже не рассказала? Нервы хорошенько потрепали. Как, вы еще не знаете? А вы спросите у нее, спросите! Там же такие деньги крутятся, ой-ой-ой! Что-то Херувима не так с деньгами сделала, а эта пигалица молодая узнала и ей высказала. И понеслось! Страшнее атомной войны! Я-то не слышала, но ко мне в гости многие ходят, и матушки бывают. Где ж им душу-то еще отвести? Чайку попить, да не только чайку. Все мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

– И Фаина приходила?

– Нет, Фаина нет. Никогда. Гордая была. Замкнутая. Молодая. Цену себе знала. Кто я для нее? Старая бабка. И когда учительницей была, не до посиделок с разговорами, и как в монастырь ушла, только келья да храм. Замаливала грех, значится. Какой грех? Так все знают – блудного сожительства с Сергеем, участковым. Уже собеседовали же с ним? Тот еще безбожник. Они невенчаны жили, а батюшка наш этого не одобряет, не по христианскому это закону, грех тяжкий. Тяготилась этим Фаина, голубка наша. Вот потому и руки на себя наложила, бедняжечка. Бесы ее и скрутили. Все говорят – самоубийство. Вскрытие же было уже? Ой, да я же только чтобы знать, как за нее молиться!.. Нет, эти пирожки не с мясом. Мяса сама не ем, хоть и не пост, эти с рыбкой. Местной, тязьминской. Мужики как поймают, утром несут по домам. Многие нос воротят, но не я. Пенсия позволяет, слава Тебе, Господи, беру иногда. Фосфор для работы мозга уж очень полезен…

Приветливый домик. Салфеточки, платочки, занавесочки, цветочки. Фотографии в рамочках. На одной из них бодро улыбающаяся симпатичная девушка в военной форме. Слегка пожелтевшие грамоты. «Козодоевой Марии Никитичне. Ударнице социалистического труда… за неоценимый вклад в развитие советской медицины… за усердный труд на благо социалистического Отечества… Личная благодарность лучшей сотруднице лаборатории от полковника госбезопасности СССР Григория Майрановского».

– А вы что же думаете, я старухой родилась? – перехватила заинтересованный Верин взгляд Никитишна. – Была и я молода да красива.

– А где служили?

– Медсестрой в Москве. Уколы ставила лет сорок назад. Много уколов… На пенсию вышла подполковником запаса. – Почти не меняя тона, Никитишна обожгла Веру цепким холодным взглядом. – А вот с грушей пирожка попробуйте. Оно хоть и с вареньицем, но прям как с ветки сорвано. До нового урожая-то еще дожить надо…

«А вот насчет уколов – это интересно, надо проверить. И своим званием она меня неспроста осадила. Дескать, не задавай вопросов о том, что тебя не касается. Кто же такой этот полковник Майрановский? Ой, непростая старушка! Говорит много, а ведь все ни о чем!»

– А вы не в курсе, Мария Никитична, что за огни тут у вас неподалеку в старой часовне играют?

– А! И вы увидали? Ну да, из вашего окна должно быть видно. У меня ответ простой, пусть и не всем понравится. Это бесы разгулялись! А с ними и душа повесившегося монаха, и Фаиночки душа. Страдают в муках вечных, вот их там бес и крутит! Да, понимаю, вас – атеистов – такой ответ не устроит. Но для верующих все понятно: бесы! Еще чайку? А сушки наши попробовали? Да, это у нас еще умеют печь, по старому рецепту, а хлеб уже совсем разучились. Вообще, еду покупать нельзя. У Гальки в нашем сельпо все просрочено, в рот не загонишь. Вот и Василич, супруг мой покойный, потаскун и алкоголик, упокой, Господи, его бессмертную душу, тоже как поест из магазина чего, так потом полдня животом мается, Царство ему Небесное! Вы же не замужем, верно? Разведенная? Ну да, всем сейчас нелегко… Как, уже уходите? Ну, приходите еще. Нам, старикам, скучно в одиночку-то. Одна радость – молитва, да поговорить с умным человеком. Надолго к нам? Не знаете? Приходите, приходите. Может, где и пригожусь, а то и совет какой дам.