Александр Ярушкин - Рикошет

— Как раз по этому делу хотела с вами поговорить.

Она вытирает руки о фартук и замирает, давая понять, что готова к беседе. Спрашиваю:

— Вы присутствовали при первом осмотре квартиры Стуковой. Накануне вечером никого подозрительного во дворе не встретили?

Зинаида Ивановна отвечает без запинки:

— Подозрительного не встретила.

— А речника?

— Так какой же он подозрительный? Очень даже обстоятельный мужчина, при форме опять же.

— Как он выглядел?

Зинаида Ивановна закатывает глаза:

— Высокий, шевелюристый, статный, в форме.

Начинаю потихоньку злиться. По таким приметам никакой уголовный розыск не найдет. Как всегда в подобных ситуациях, мозг начинает работать энергичнее, и в памяти всплывает лицо Маркова, которое я видела очень близко во время танго.

— Вы случайно не заметили у этого речника седого пятнышка на брови?

— А мне показалось, это плешинка. Надо же, думаю, такой мужик видный, а с плешинкой на брови, — пытаясь сориентироваться, на какой, дворничиха делает полоборота корпусом, потом довольно сообщает: — На правой!

Все-таки Марков! Жалко Маринку.

Зинаида Ивановна поглощена своими мыслями. Внезапно она прикрывает рот ладонью.

— Постойте, постойте… Так речник же вышел из подъезда Стуковой! Потом Пухова, бледная такая. Прошла мимо, даже не поздоровалась. Потом Малецкий Роман Григорьевич, красный, будто из бани. Я еще подумала, неужели такой приличный человек с супругой поругался. Господи! Неужели кто из них?!.

Сама того не подозревая, она задает тот вопрос, который мучает меня.

На этот раз бдительный боец ВОХРа ограничивается мимолетным осмотром моего удостоверения, и вскоре все в том же «красном уголке» мы беседуем с Элеонорой Борисовной. Хотя беседой это можно назвать с большой натяжкой.

Горестные складки у губ Малецкой обозначились еще резче, чем при нашей первой встрече. Опущенные ресницы вздрагивают, руки нервно теребят тоненький блестящий поясок, которым перехвачена ее талия. Она долго не отвечает на вопрос.

— Так отлучался ваш муж с дня рождения? — настаиваю я.

— Да, — едва слышно роняет Элеонора Борисовна. — Ненадолго.

— Почему вы сразу об этом не сказали?

— Вы не спрашивали.

— И вы не догадывались, что это может интересовать следствие?

— Я не допускала и не могу допустить…

Понимаю, о чем она говорит, но тем не менее уточняю:

— Чего вы не допускали?

— Что это мог сделать Роман, — почти шепотом произносит она.

Блажен, кто верует! Вслух я этого не говорю, слишком несчастной выглядит Малецкая. Что это? Свойственная женскому сердцу способность предвидеть надвигающуюся беду? Или просто страх перед неизвестностью?

Немного помолчав, спрашиваю:

— Куда же уходил Роман Григорьевич?

— За водкой… Мужчины подвыпили и заспорили, можно ли достать ее в это время. Роман сказал, что запросто купит у таксистов, и побежал.

— Принес?

— Н-нет… Переругался с водителями. В ресторан забегал, но и там не продали. Только нанервничался, да еще и друзья на смех подняли. Весь вечер потом злился, пил больше обычного.

— До этого ваш муж никуда не собирался?

— Н-нет… Я же говорю, все получилось стихийно.

— Кто затеял спор?

— Муж именинницы. Его хлебом не корми, дай кого-нибудь подзавести. Роман не раз на его удочку попадался. В прошлый день рождения они поспорили, кто больше пельменей съест. Тому хоть бы хны, а Роман мучался, у него ведь печень больная. Муж всякий раз держится, держится, а потом и попадется. Вспыльчивый он…

— В тот день тоже держался?

Малецкая поднимает на меня глаза, словно спрашивая, зачем понадобились следователю подробности глупого мужского спора. Отвечает:

— Да. Но потом, как с цепи сорвался. Мы с подругой уже было усадили его, а хозяин снова подзуживать взялся, мол, слабо тебе, Рома. Он и кинулся…

Такое ощущение, будто тянусь за чем-то очень нужным, а оно не дается в руки. Кто-то невидимый отодвигает его. Хоть на миллиметр, но дальше. Если Малецкого буквально вытолкали из-за стола спорщики, значит, о сговоре между ним и Марковым не может быть и речи. Если бы он продумал убийство заранее, обязательно вернулся бы с водкой. Но факт остается фактом: Малецкого видели входящим в подъезд, а дома он не был.

Моя красавица одиноко стоит под раскидистым тополем. Дружески похлопываю ее по спине, гладкой и теплой. Она гостеприимно распахивает дверцу.

Оленевод тихо покачивается на брелке. Спрашиваю его:

— К Маркову или к Малецкому?

Он молчит и только хитро щурит свои мудрые глазки, предоставляя самой решать этот простой и одновременно невообразимо сложный вопрос.

Решение приходит чуть позже, когда, проскакивая перекресток, замечаю свободную будку телефона-автомата.

На работе Маринки нет.

Автомат заглатывает еще одну «двушку» и вознаграждает меня Маринкиным «алло», произнесенным с французским прононсом.

— Ты что, подруга, простыла?

— Не говори, старая, — горестно отвечает Маринка. — Черт бы побрал этот свежий воздух. Теперь с насморком мучаюсь. Больше на удочку Нефедьевых не попадусь, пусть без меня закаляются.

— Где найти твоего Славу?

Маринка озадаченно замолкает. Потом осторожно спрашивает:

— Зачем он тебе?

— Нужен.

— Темнишь, старая, — раздражается Маринка. — Компру, что ли, имеешь?.. Он женат? Или алиментщик?

— И женат, и алиментщик. — умышленно вру подруге.

Не говорить же, что подозреваю Маркова в нарушении правил о валютных операциях и еще кое в чем похуже.

Маринка шмыгает носом:

— Должен подъехать… минут через двадцать…

Швыряю трубку на рычаг, прыгаю в машину и жму на всю железку. Не снижая скорости, влетаю во двор Маринкиного дома.

Успеваю вовремя.

Около ее подъезда останавливается бирюзовый «Москвич», из которого показывается Марков. На этот раз он в речной форме, и выглядит еще более стройным.

— Ростислав! — открыв дверцу, кричу я. Он не слышит, я кричу громче: — Маркони!

Капитан быстро оборачивается. В секундном замешательстве смотрит в мою сторону, расплывается в приветливой улыбке.

Когда он подходит, здороваюсь.

— Вы тоже к Марине? — немного удивляется он.

— Нет, я к вам.

— О-о-о! — с мужской кокетливостью тянет Марков. — Признаться, я даже смущен…

Указываю на сиденье рядом с собой:

— Не надо быть таким робким. Садитесь.

Марков осторожно косится на окна дома. Улыбаюсь:

— Не волнуйтесь. Окна Марины выходят на магистраль.

Мой тон явно сбивает Маркова с толку. Вижу, что он отчаянно пытается сообразить, чем вызван мой интерес к его персоне, но объяснять не спешу. Повторяю свое приглашение. Усаживаясь рядом, он вынимает пачку сигарет: