Александр Ярушкин - Рикошет

— Лариса Михайловна!.. Все в делах, все в заботах? Стуковские драгоценности ищите?

Подтверждаю догадку, в свою очередь интересуюсь:

— Что-то и вы частенько сюда заглядываете… в рабочее время?

Киршин снова улыбается, и маленькие глазки совсем исчезают:

— Я же снабженец.

— Ваше управление испытывает острую нужду в серебряных подстаканниках?

Гаргантюа-Киршин слегка тушуется, разводит руками:

— Я же мимоходом… Был в РСУ, ну и решил заглянуть…

Неожиданно для себя спрашиваю:

— Чем вы занимались вечером третьего августа?

Он вжимает в грудь подбородок, демонстрируя множест-ю жировых, складок, насмешливо щурится:

— Алиби проверяете?

— Приходится…

Киршин сочувственно качает головой и принимается неторопливо пояснять:

— Посмотрел программу «Время»… Пошел на балкон поливать цветочки. Сушь в те дни стояла, а растения, они живые, воду любят…

Он задумывается, и его лицо становится таким хитрым, будто он наконец раскусил меня. С заметной ехидцей спрашивает:

— Почему же вы не интересуетесь, что я видел с балкона?

— Что-нибудь занимательное?

— Как сказать? — хмыкает Киршин. — Солнце катилось к закату. Старушки разбрелись по домам, даже Эдуард Феофанович покинул скамейку. Дворничиха Зинаида мела тротуар. Дети играли в мяч… Смотрю, Малецкий бежит… Только скрылся в подъезде, оттуда выходит какой-то речничок… Продолжать?

Не очень ласково роняю:

— Хотелось бы.

Киршин выпучивается:

— Почти все уж и сказал… Минут через десять-пятнадцать вышла из подъезда приятельница Анны Иосифовны, Гутя. Оглянулась и засеменила к остановке. Еще через пять-шесть минут выбежал Малецкий. Тоже поозирался и ходу.

Злюсь на себя. Или я допрашивать не умею, или свидетель сейчас такой пошел? Ну чтобы этому Киршину рассказать о своих наблюдениях при нашей первой встрече?! Не сдерживаюсь и упрекаю его.

— Так я только после той беседы и начал кое-что сопоставлять, — оправдывается он.

Прошу его пройти со мной в машину и, заметив обеспокоенный взгляд, поясняю, что нужно записать показания.

Допросив Киршина, вместе с ним выхожу в коридор. Прощаюсь и лишь после этого спрашиваю у робко сидящих напротив кабинета Риммы Путятовой и ее приятеля:

— Почему не пришли к десяти?

Римма испуганно выпрямляется на стуле, бросает взгляд на Трушникова. Тот еще ниже опускает голову и буркает:

— Проспали.

Ехидно замечаю:

— Конечно, когда совесть чиста, можно спать спокойно.

Трушников, пытаясь определить, насколько серьезно мое заявление, бросает испытующий взгляд. Решаю первым допрашивать его.

— Прошу…

Римма подскакивает, намереваясь проникнуть в кабинет вместе с сожителем, но я останавливаю:

— Ждите в коридоре, приглашу…

Усевшись, Трушников с тоской глядит на зарешеченное окно.

— Знакомая картина? — мгновенно реагирую я.

Он кивает:

— Приходилось наблюдать.

— Не припомните, в связи с чем?

— Квартирная кража.

— Снова туда захотелось?

Трушников смотрит исподлобья:

— С чего вы взяли?

Не отвечая на этот риторический вопрос, тихо спрашиваю:

— Где деньги?

На лице Трушникова появляется глупое выражение:

— Какие?

— Двенадцать тысяч рублей сорок две копейки, — говорю я, вижу, что он намеревается отделаться молчанием, и добавляю: — Хотите узнать, как будет звучать обвинительное заключение по вашему делу?

В глазах Трушникова смесь испуга с неподдельным любопытством. Удовлетворяю любопытство:

— Трушников, будучи судим за хищение личного имущества граждан, на путь исправления не встал и вновь совершил преступление. Так, третьего августа сего года, используя заранее принесенный ключ от квартиры номер девятнадцать, где проживала гражданка Стукова, проник в названную квартиру и из корыстных побуждений совершил умышленное убийство Стуковой…

— Не убивал я старуху! — визгливо перебивает Трушников.

Сговорчиво соглашаюсь:

— Тогда так… Трушников, будучи судим за хищение личного имущества граждан, на путь исправления не встал и вновь совершил кражу. Восьмого августа сего года заранее приготовленным ключом открыл квартиру номер девятнадцать, опечатанную прокуратурой, проник туда и похитил сберегательную книжку на предъявителя, унаследованную после смерти гражданки Стуковой ее племянницей Путятовой Людмилой. На следующий день совместно с гражданкой Путятовой Риммой, находившейся с ним в сговоре, получил по этой сберегательной книжке деньги в сумме двенадцать тысяч рублей сорок две копейки… Устраивает?

В глазах Трушникова уже нет ни любопытства, ни испуга. Лишь безысходность и желание поскорее покончить с процедурой допроса.

— Это больше похоже на правду, — уныло говорит он.

Не сбрасывая скорости, продолжаю:

— Откуда вам стало известно, что сберкнижка хранилась под фотографией?

— Римка сказала.

— Ключ тоже она передала? — проверяю искренность Трушникова.

Он мотает головой:

— Сам взял… Когда вставлял замок.

— Уже тогда решили обворовать квартиру?

— Нет… Сам не знаю, зачем брал…

— Чья идея воспользоваться сберкнижкой?

— Римкина.

Записываю показания и, выглянув в коридор, приглашаю Путятову. Она серой тенью шмыгает через порог, успевая кольнуть взглядом своего сожителя. Не давая ей опомниться, спрашиваю:

— Как вам пришла в голову столь занимательная мысль — завладеть деньгами сестры?

Густо подведенные глаза смотрят непонимающе:

— Деньгами сестры?

— Да. Я имею в виду сберкнижку.

— Сберкнижку? — Римма косится на Трушникова и не очень уверенно произносит: — Так… это ж тетя мне ее подарила…

— Являлась к вам после смерти?

— После смерти?.. Не понимаю…

— Что тут непонятного? На момент осмотра места происшествия, который производился в вашем присутствии, сберкнижка была под фотографическим портретом Стуковой, а восьмого числа ее не стало. Девятого вы получили по ней вклад. Значит, если верить, что книжку вам подарила тетя, получается забавная вещь — она сделала это, явившись из загробного мира… Я бы могла поверить в появление тени Анны Иосифовны, но показания вашего «мужа»…

— Показания мужа?..

Понимаю, что в этом преступном тандеме за рулем сидит невзрачная дюймовочка, а Трушников, уткнувшись лицом в ее спину, усердно крутит педали. Под взглядом Риммы он ежится и отворачивается к окну. Римма едва слышно шипит:

— Предатель, доносчик!

Не надо бы ей так. Трушников подскакивает, словно внезапно почувствовал под собой горящую сигарету.

— Сама ты . . .! — выкрикивает он, непечатным словом характеризуя свою подругу, как женщину легкого поведения.

Слежу за развитием событий.