Александр Ярушкин - Рикошет

Он долго разыскивал этого педагога. Школьные каникулы были в разгаре, и учителя отдыхали. Телефоны детских садов не отзывались. Помог Брылкин. Привел свою соседку — громогласную пенсионерку со жгуче-рыжими волосами. Когда-то она преподавала в начальных классах, да и теперь охотно подменяла заболевших коллег.

Войдя в кабинет, она пристально взглянула на Кромова и огорошила его вопросом:

— Молодой человек, это не вы учились у меня в шестьдесят втором? Кажется… второй «А»?..

— Нет, — улыбнулся Кромов. — Я в это время жил в другом городе и ходил в детский сад.

— Вы удивительно похожи на того мальчика, — опускаясь на предложенный стул, с некоторым недоверием произнесла педагог, — такие же светлые волосы… глаза болотного цвета… тонкие поджатые губы… Удивительно похожи!

Когда Кромов немногословно ввел ее в курс дела, она укоризненно посмотрела:

— И вы собираетесь допрашивать этого ребенка?

— Собираюсь, — слегка развел руками оперуполномоченный.

— Но это же травмирует психику!

— Он единственный свидетель…

— И никак нельзя обойтись?

— Нельзя, — сказал Кромов и разъяснил старой учительнице права и обязанности педагога, присутствующего при допросе малолетнего свидетеля.

— Вопросы задавать мне не возбраняется? — басовито уточнила она.

— Более того, я попросил бы вас взять на себя установление контакта и беседу с мальчиком. А я буду вступать только в крайних случаях.

Витя Ерохин поначалу с интересом оглядывал кабинет, потом убедился, что ничего любопытного в нем нет, и доверчиво перевел взгляд на Кромова.

— Как тебя зовут? — строго спросила педагог.

По лицу мальчишки и его реакции стало ясно, что он сразу признал в ней учительницу. Выпрямившись на стуле, он громко и с самой серьезной миной ответил:

— Витя Ерохин.

Педагог выяснила, в каком классе он учится, какие предметы ему больше нравятся, какие оценки у него по математике и русскому языку, как он проводит каникулы.

— Так ты на поезде ездил? — спросил Кромов.

— Ага, — кивнул Витька.

— На пассажирском? — преувеличенно удивилась педагог.

— Не-а, на товарняке, — с гордостью сообщил Витька. — С папкой и мамкой.

Кромов посмотрел на педагога. Та улыбнулась мальчику:

— Наверное, интересно было?

— Ага, — радостно сказал он и тут же огорченно выпятил губу: — Только вот мамка долго не приезжает. Взяла и спрыгнула с поезда, а мы с папкой жди ее теперь. Пьяная она была.

— Ты сильно скучаешь по ней? — спросил Кромов и уловил осуждающий взгляд педагога.

Витька пожал худыми плечиками:

— Не-а… Я сейчас у бабушки живу.

Педагог удивленно покосилась на Кромова, спросила:

— Как же так, Витя? Совсем не скучаешь? Мама же…

— Я по папке сильно скучаю, когда он уезжает… А по мамке… Нет… Плохая она.

— Это тебе папа так сказал? — осуждающе спросила учительница.

Витька тряхнул головой:

— Не-а. Сам знаю. Те, кто водку пьют, — плохие… А к мамке как придут теть Ира с теть Валей, так они начинают… Меня на улицу выгонят, а сами водку пьют. Еще и дядек приводят.

— Откуда ты знаешь? — пристально взглянула педагог.

— В окно видел.

Педагог вздохнула. Кромов использовал паузу:

— Витя, а что ты делал, когда мамка спрыгнула?

— На лосей смотрел.

— Там были лоси?

— Ага. Они за поездом бежали. Мы же по Сибири ехали. Там всяких зверей навалом.

— И папа видел лосей?

— Ага. Он мне и сказал про них.

— Ты в дверь на лосей смотрел?

— В окошко. Я на ящиках сидел, мне папа там место сделал, как раз у окошка. Все видно!

— А мамка где была? Она-то лосей видела?

— Не знаю… Наверно, она же на ящике у двери сидела.

— У открытой?

— Ну да. Жарко в вагоне, вот и открывали.

— А папка-то как лосей увидел?

— Так он тоже в дверях был, рядом с мамкой.

— Витя, а мама не ударилась, когда прыгала?

— Папка сказал, что нет, — неуверенно ответил мальчик. — Сам-то я не видел.

Кромов записал показания, снова поднял глаза:

— Витя, а папа с мамой ссорились в поезде?

— Они все время ругаются.

— Из-за чего же? — склонилась к мальчику учительница.

— Он не любит, когда мамка водку пьет. И не дает ей, а она ругается… И я не люблю.

— А перед тем, как спрыгнула мама, они ругались? — уточнил Кромов.

Витька задумался:

— Кажется… Она же пьяная была.

Кромов вынул из портфеля чистый лист бумаги, спросил:

— Рисовать умеешь?

— Умею, — уверенно сказал Витька. — У меня четверка по рисованию. Люди плохо получаются. А машины здорово выходят и танки…

Вернув схему, нарисованную неумелой рукой сына, Ерохин отворачивается к окну, за которым замерли изнывающие от августовской жары пропыленные тополя.

— Вам не показалось, что схемы имеют некоторое различие? — спрашивает оперуполномоченный.

— Ясно… Или взрослый нарисует, или пацан, — уклончиво отвечает Ерохин.

— Я не о качестве, а о существенном расхождении, — сухо говорит Кромов. — Вы понимаете, о чем идет речь?

— Не дурак, вижу… Мало ли, ошибся пацан… Они иной раз такое придумают…

Резко распахивается дверь, и в кабинет заглядывает какая-то небритая физиономия. Ерохин вздрагивает, оборачивается.

— А где этот… — удивленно интересуется небритый мужчина. — Брылкин?

Кромов недовольно поджимает губы, с досадой бросает:

— В соседнем кабинете.

Незнакомец пытается заглянуть в лицо Ерохину. Видя это, Кромов повышает голос:

— Не мешайте работать!

— Понял, начальник, испаряюсь, — торопливо заверяет посетитель и скрывается за дверью.

Кромов переводит взгляд на Ерохина:

— Значит, вы обратили внимание, что ваш сын иначе указал ваше местонахождение в момент, когда вы воскликнули: «Смотри, лоси!».

— Ну и что?!

— У вас не возникло желания попросить у меня еще один листок, чтобы устранить неточность в вашей схеме?

Набычившись, Ерохин отрезает:

— Как нарисовал, так и было! Не стоял я возле Нюси, я к Витьке подошел! Спутал пацан! Спутал!

В просвете между деревьями показалась мощная фигура сохатого. Он равнодушно посмотрел на мелькающие вагоны, мотнул головой и, выйдя на открытое пространство, побежал вдоль железнодорожного полотна. Следом за ним из кустов выскочили еще несколько лосей.

— Витька! Смотри, лоси! — крикнул Ерохин.

Анна повернула к нему опухшее от слез лицо, глянула снизу вверх, спросила заплетающимся языком:

— Где?

— Там! — буркнул Ерохин, которого после недавней сцены еще продолжала колотить нервная дрожь.

Качнувшись вперед, Анна пробормотала:

— Где лоси?.. Не вижу…

Ветер метал ее волосы, закрывал лицо, пузырил ситцевый халат. Красные горошины плясали перед глазами Ерохина вызывая нестерпимое раздражение.