Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

— Из коттеджа «Соловушки» исчезло бриллиантовое колье стоимостью свыше двухсот тысяч фунтов. А также, как мы полагаем, чрезвычайно дорогое кольцо.

— Я его не брал…

— Но вы же не отрицаете, что были в доме?

— Я же сказал, я только в кабинет заходил.

— Это точно?

После посещения Паттерсона в доме убирали столько раз, что его отпечатки вряд ли где сохранились. Это могло приободрить подозреваемого, однако Барнаби не стал делиться с ним информацией.

— Двести тысяч…

Барнаби увидел, что совпадение сумм наконец-то дошло до Грея. Глаза его расширились почти так же, как рот, уподобившийся букве «О».

— А вам известно, когда Холлингсворт его купил?

— Три месяца назад.

— Значит, сразу после…

— Вот именно: сразу после вашего увольнения, — печально подтвердил втайне злорадствующий Трой.

— Вы хотите сказать, что моя жизнь была разрушена, — вскакивая на ноги, воскликнул Паттерсон и пошатнулся, — ради чертовой побрякушки?

Трой перестал прохаживаться и сел рядом с боссом. Оба хранили молчание. Они ждали и вели наблюдение. Шипела впустую магнитофонная лента.

— Я считаю… Дерьмо… Вот ублюдок… ублюдок… Дьявольщина… — С минуту Грей изрыгал бессвязные ругательства, выпуская наружу свой гнев, но в конце концов выдохся и тяжело опустился на стул. — Я полагаю, это все ради нее, — произнес он усталым, невыразительным голосом. — Его жены.

— Если только он не спал с кем-то еще. Это возможно, как вы думаете?

— Нет. Как я уже говорил, Алан всегда зацикливался на одной женщине. Изматывал ее. Потом находил себе новый объект. И все повторялось сначала.

Памятуя о безумном отчаянии Холлингсворта после исчезновения жены, столь красноречиво описанном сначала констеблем Перро, а потом викарием, старший инспектор другого ответа и не ожидал. В голову ему пришла иная мысль:

— Вы не помните, шиковал ли мистер Холлингсворт в пору своего первого брака?

— Что значит «шиковал»?

— Швырялся деньгами?

— А… — Грей немного подумал и произнес: — Думаю, мог. Однажды, чувствуя себя виноватым после крупного скандала, он преподнес Мириам меховую шубку. — Паттерсон хохотнул. — Только она на это не купилась.

— Насколько близко вы были знакомы со второй миссис Холлингсворт?

— Вы меня об этом уже спрашивали.

— А теперь спрашиваем еще раз, — отрубил сержант Трой.

— Ничего не изменилось, — сухо ответил Паттерсон. — Я едва знал ее, едва знаю и теперь.

— Она бывала у вас?

— Нет.

— Может, звонила?

— Да нет же!

— Встречались ли вы случайно за пределами деревни?

— Нет!

— Знали ли вы миссис Холлингсворт до ее второго замужества?

— Откуда? Нет, конечно. — В голосе Паттерсона не слышалось ни малейшего беспокойства, только раздражение, нараставшее с каждой минутой.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— М-м-м… Пожалуй, тогда, в телефонной будке. Об этом я тоже говорил. В прошлый раз.

— Ну да.

— Не понимаю, почему…

— Вы знали, что Холлингсворт оставил посмертное послание?

— Нет, откуда?

— В компьютере. Беда в том, что на клавишах мы не обнаружили чьих-либо отпечатков.

— Неужели? — Грей Паттерсон озадаченно нахмурился. Не озабоченно, а с таким видом, словно его вниманию предложили занятную головоломку. — Зачем бы ему это делать? Убирать отпечатки? Зачем?

— И правда, зачем?

— Он распечатал записку?

— Нет.

— Очень странно.

— Мы рассматриваем возможность того, что мистер Холлингсворт ее не набирал.

Пристально глядя на подозреваемого, Барнаби понял, что тот уловил намек. Заметил, как у Паттерсона вдруг перехватило дыхание. Увидел ладони, вжатые в металлическую поверхность стола. Кожу, вдруг туго обтянувшую скулы. Даже волнистые волосы, казалось, стали прямыми, словно услышанное обрушилось на голову Грея яростным шквалом и он мучительно искал утешения и убежища.

— Вы полагаете, это был несчастный случай?

— Люди, погибающие в результате несчастного случая, как правило, не восстают из мертвых, чтобы черкнуть предсмертную записку, — съязвил сержант Трой.

— Ну да, конечно. — Лицо Паттерсона стало непроницаемым. — Таким образом, получается, что…

— Вижу, вы быстро соображаете, мистер Паттерсон.

— И тут вы, естественно, вспомнили обо мне.

— Совершенно верно. — Барнаби отметил для себя затянувшийся ступор, который нашел на подозреваемого, и гадал, что это: проявление величайшей осмотрительности или же следствие шока. — Теперь вы понимаете, что мы должны снова допросить вас по поводу ваших передвижений в ночь смерти Алана Холлингсворта. И я хочу, чтобы вы очень хорошо подумали, прежде чем будете отвечать.

— Ни к чему мне об этом думать. Как уже говорил, весь вечер понедельника я провел дома. До девяти работал в саду, затем был в доме.

— Посещали ли вы в тот вечер или наутро следующего дня коттедж «Соловушки»?

— Нет, не посещал.

— Когда вы видели Алана Холлингсворта в последний раз?

— Не могу сказать. Точно не помню.

Барнаби выждал еще пару минут, затем, отметив время, закончил допрос и выключил магнитофон.

— У нас есть ордер на обыск вашего дома, мистер Паттерсон. Также эксперты осмотрят вашу машину на предмет поиска отпечатков. Им потребуются ключи от нее.

— Понимаю. Можно мне… — Грей привстал и тут же снова сел. — Вы разрешите?

— Да, вы можете вернуться к себе, сэр. Только держите нас в курсе относительно своего местопребывания.

— Воздержитесь пока от поездки в отпуск на Карибы, — сострил Трой, но Паттерсон пропустил его замечание мимо ушей.

— И еще нам понадобится ваша недавняя фотография. Любой снимок. Будьте добры передать офицеру, который отвезет вас обратно.

Когда прибыл сопровождающий, Паттерсон тяжело поднялся и вышел, избегая встречаться глазами с обоими полицейскими.

— Ну как считаете, шеф? — спросил Трой, когда они вернулись в кабинет. — Это он?

— Не знаю, — отозвался старший инспектор. — Мне нужно подумать.

Трой кивнул и приготовился ждать. Можно расслабиться. Он не станет кусать ногти от нетерпения и не побежит срочно за никотиновой дозой. Время тикало. Трою вспомнилась та пора, девять лет назад, когда его только назначили помощником к Барнаби.

Тогда нежелание босса немедленно высказываться по любому поводу вызывало у него серьезную тревогу. Не нравилась ему и привычка Барнаби не торопиться с выводами по делу. Но больше всего бесила Троя готовность Барнаби — вразрез с неписаными полицейскими правилами — признавать свой провал или неудачу.

Бывали случаи, когда шеф делал это публично, чем сильно раздражал коллег. Особенно офицеров старой закалки. Задетые его честностью и бесстрашием, они, себе в оправдание, называли это глупостью (беседуя с глазу на глаз в столовой), а еще объясняли желанием покрасоваться перед молодежью. Но ни один не смел сказать подобное прямо ему в лицо.