Влада Ольховская - Белая акула

Вот только Коргин намекал на нечто большее.

— Он вас обожал, да только сказать об этом не умел, — продолжил старик. — Чем старше вы становились, тем больше он вами гордился. Даже когда вы нарушали правила и не слушались его, он вас отчитывал, но не злился на вас по-настоящему.

— А мы можем промотать этот сценарий семейной мелодрамы и перейти к тому месту, где он решил разрушить мою жизнь? Как ему в голову пришла эта светлая идея? «О, люблю Сашку больше других, испоганю-ка я ее мечты» — так?

— Не так. Он пытался не уничтожить тебя, а спасти.

— Хренассе, — присвистнула Александра. — Спасти от жизни методом смертной казни?

— Напрасно иронизируешь. Он знал тебя лучше, чем ты можешь предположить, именно из-за сходства между вами. Миха начал замечать, что ты более жестока, чем твой брат. Ян добрее — а следовало бы быть тебе. Он по своему опыту знал, чем может обернуться эта жестокость. Если бы ты и Ян попали в ситуацию, где нужно убить человека, твой брат бы замешкался, а ты — нет. Когда человека убиваешь, обратного пути уже нет. В душе что-то меняется раз и навсегда, и Миха не хотел для тебя такой судьбы.

— Да, он уже сообщил мне, что девочка должна быть нежной и ранимой! Причем прямо тогда и сообщил. Вы меня чем-то удивить надеялись?

— Это только то, что было на поверхности, — покачал головой Коргин. — На самом деле не так уж важна была для него типичная женская роль. Если бы в полицию пошла Нина, он бы слова не сказал. Но она не пошла, потому что не захотела, для нее это было противоестественно. А у тебя природа другая. Он никогда бы не сказал тебе это, но он пытался оградить тебя от любой агрессии, чтобы ты не стала таким же чудовищем, как он. Твой отец за многое не мог себя простить, и по ночам он спал совсем не спокойно. От этого он и хотел тебя уберечь.

— А не важнее то, чего хотела я?

— Ты просто не понимала…

— Может быть, — пожала плечами Александра. — Но ведь в какой-то момент стало ясно, что на уговоры я не поддаюсь, правда? И тогда нужно было либо отступать, либо ломать меня. Он предпочел ломать. Это прекрасный пример отцовской любви, который, конечно же, призван был сохранить мне здоровую психику.

И все же она не могла сказать, что ее отец был совсем уж не прав тогда в своих подозрениях. Александра слишком хорошо помнила, как ей удалось выжить в американском борделе. Она, если задуматься, действительно стала чудовищем, и когда нужно было убить, она смогла. А если бы не смогла, то погибла бы, как многие, многие девушки до нее.

В этом свете, разве так уж плохо оказаться чудовищем?

— То, что он делал раньше, еще можно понять, — указала Александра. — Хотя я бы назвала это эмоциональной стерилизацией: мне запрещалось быть собой, потому что это вроде как плохо. Бог с ним. Но как он объяснил то, что отказался от меня? Есть тут красивая легенда, нет?

— Он от тебя не отказался, и тот выбор дался ему очень тяжело. Ты думаешь, он не винил себя за твое исчезновение? Да он себя ненавидел! Даже подумывал руки на себя наложить, но решил, что это меньшая кара, чем такая жизнь. И он пытался тебя найти! Сначала — с расстояния, через знакомых. Я знаю, потому что я помогал ему. Все было бесполезно! Ты просто исчезла. А когда его позвали опознавать тело, он поехал в Америку лично.

— Он сразу понял, что это не я.

— Понял, — подтвердил Коргин. — Но никому ответ не дал. Он пошел по твоему пути — по всем местам, где ты была. Он осмотрел квартиру, в которой ты жила, он пообщался с людьми, которые видели тебя хотя бы раз. Он пришел к выводу, что ты, скорее всего, мертва… И что тело твое не будет найдено никогда. Незавершенность — она пострашнее понятного горя будет. Миха решил, что дальше этот груз будет нести он один. Он верил, что остальным станет легче без тебя. А ему бы легче не стало уже никогда… Думаю, он потому и заболел. Врачи не знали, почему, но мне вот кажется, что это от мыслей о тебе.

— То есть, и в этом я виновата?

— Нет. Во всем виноват он. Но заплатил он за то, что любил тебя и безумно тобой гордился. Просто сказать это не сумел.

Вроде как Александра не услышала ничего нового — и не было смысла вообще реагировать на слова старика. Вот только в груди что-то болезненно сжалось, а глазам вдруг стало горячо, да так, что пришлось несколько раз быстро моргнуть.

Правду все-таки говорят — про то, что между детьми и родителями существует связь от рождения, которую невозможно разорвать до конца, даже если от нее нет толку.

— Я выслушала, — заметила Александра. — Достаточно ли этого, чтобы считать, что я выполнила свою часть сделки?

Коргин одарил ее очередным хищно-совиным взглядом. Она даже не моргнула, и старик вдруг слабо улыбнулся.

— Кое-что ты услышала. Это хорошо.

— А толку? Папаня скорее мертв, чем жив.

— Мертвецам тоже не все равно, что будет с памятью о них. Жди здесь.

Он вышел и направился не в соседнюю комнату даже, а куда-то дальше — то ли на чердак, то ли в подвал. Да и понятно, что послание, отданное ему много лет назад, не могло оказаться под рукой.

Александра была даже рада, что получила эту паузу: на душе кошки скребли, и слова Коргина жалили больнее, чем хотелось бы. Она украдкой покосилась на Гайю, надеясь, что он каким-то невероятным собачьим чутьем распознает ее состояние и будет грустить вместе с ней. Но поскольку выстрелов больше не было, Гайя решил, что опасность миновала, и теперь шумно нюхал воздух, намекая, что пора бы пожрать.

Ну, хоть кто-то счастлив малым и знает, чего хочет от жизни…

Коргин вернулся быстро, не оставив ей времени на самокопание. Он принес не письмо даже, а массивную коробку, и этого Александра как раз не ожидала.

— Это что? — нахмурилась она.

— Наследство.

— Отец не умер.

— Наследство авансом, значит, — усмехнулся старик. — Хотя предполагалось, что раньше его смерти все это на поверхность не выплывет.

— Надеюсь, это не его тайные дневники?

— В некотором смысле — но не слишком личном. Работа всегда была для твоего отца центром жизни. Он посадил многих — даже тех, до кого никто больше не мог добраться. И я не могу сказать, что он всегда так уж строго следовал букве закона, бывало, что и выбирал дорогу попроще, но лишь до определенного предела. Так или иначе, его целью было отправить преступника за решетку. Однако бывали случаи, когда он знал о преступлении, но никакими способами не мог его доказать. И вот о таких преступлениях он писал здесь.

Пока Коргин рассказывал, Александра забрала у него коробку и открыла. Внутри оказалась внушительная стопка общих тетрадей, исписанных знакомым мелким почерком. Пролистав первую попавшуюся, Александра обнаружила, что досье там составлены умно, очень подробно, и все упорядочены.