Дмитрий Сергеев - Особняк на Почтамтской

«Контрабандист с великосветскими манерами!» — мысленно воскликнула Елена Павловна.

Теперь она знала, что обречена на бессонную ночь. Разрешить задачу, как ей поступить завтра, было не просто.

Через окна, облепленные изморозью, в спальню проникал голубоватый отсвет, но такой слабый, что различить позволял лишь сами оконные проемы. Темнота казалась густой и вязкой. Елена Павловна откинула одеяло, опустила ноги на мягкий коврик из рысьей шкуры, нащупала подле кровати ночные туфли. Осторожно мелкими шагами, чтобы не ушибиться обо что-либо, приблизилась к окну. От куржака, намороженного на стеклах, веяло холодом. Один угол нижней стеклины не был затянут ледяным наростом, Елена Павловна прильнула к нему, пытаясь хоть что-то различить за окном. Ветер теперь не завывал, как было с вечера, а лишь горестно всхлипывал, изредка порывами прорываясь между домом и стеной каретного сарая. Не сразу, а лишь когда глаза приноровились, увидела кровлю лабаза, отстоящего от дома не далее чем на три сажени, и снежные вихри, которые беспрестанно клубились над нею. Больше ничего, сколько, ни силилась, ни напрягала зрение. Стоят ли сейчас в глубине сарая злополучные возы с контрабандным чаем? Из разговора, подслушанного ею, уяснила лишь одно: ночью их тишком должны вывезти со двора и то ли переправить на Глазковскую сторону по льду через Ангару, то ли перепрятать в другое место.

Хотя она ничего не видела, но ей до яви мерещились возы с сеном, для надежности от любопытного глаза накрытые сверху мешковиной. Неудержимая отчаянная мысль овладела ею: немедля, сию же минуту удостовериться, что все это правда, или же свободно вздохнуть полной грудью, убедившись, что возов с контрабандным чаем в завозне нет, она просто неверно истолковала услышанное.

Шарясь в темноте, натыкаясь на вещи, которые сейчас не нужны, она все же отыскала свою лисью шубку и шаль, наскоро оделась.

В доме царила густая, сонная тишина. Казалось, вздумай она произнести слово, крикнуть, так ее никто не услышит — любой звук завязнет. На лестнице теплился свет ночника. В его трепетном мерцании проглядывали очертания зеркала в углу зала и два портрета на противоположной стене между оконными проемами. Лестничные ступени обозначались теневыми сгустками, Елена Павловна с опаской ступала на них, не выпускала из рук перила. Ни одна ступенька не скрипнула под ее ногами.

Еще не дойдя до двери в задние сени, по полу ощутила морозную тягу. Леденящие струи завивались снизу, холодя ноги. Обулась она наспех, на босу ногу.

Наружная дверь насилу подалась и захлопнулась позади нее с тугим стуком. Из-за угла дома к ней беззвучно кинулся дворовый кобель, которого на ночь спускали с цепи. Страж он был добросовестный, надежный.

— Армак, Армак, — тихонько произнесла она, предупреждая, чтобы пес не залаял, не наделал переполоху.

Армак был умен и давно усвоил, что злоумышленники не появляются из дому, напротив, от всякого выходящего из этой двери можно получить ласку и подачку. Кобель узнал хозяйку, возбужденно крутился и прыгал вокруг нее, негромко поскуливая от избытка нежности, обнюхивал ее ноги. Ветра во дворе не ощущалось, лишь над забором и крышей завозни завихривалась снежная пыль. Елена Павловна ступила под навес и, как она предполагала, увидала розвальни, нагруженные сеном и накрытые сверху дерюгой. Все охолодевшее, застуженное, ни к чему невозможно притронуться. Сразу же под сеном рука наткнулась на тюки. Через полотно пальцами нащупала нечто сыпучее, тугое. Армак не отступал от нее, ему тоже было любопытно узнать, что же спрятано под рогожей — совал свой нос под руку Елены Павловны, нюхал.

Во дворе послышались скрипучие шаги. Армак издал негромкий звук — попытку гавкнуть. Сторож Никита приближался к сараю от ворот. Он с головы до пят был закутан в тулуп. Елена Павловна поскорей вышла из-под навеса, чтобы старик узнал ее и не напугался. Но Никиту трудно напугать, легче удивить.

— Барыня? Елена Павловна! — воскликнул он. — А то слышу, дверь хлобыстнула и кобель сорвался, назад не ворочается. Дай, думаю, гляну, кто там. Али не спится? Остынуть недолго, — забеспокоился он, разглядев, что хозяйка обута неподходяще.

— Что тут спрятано? — спросила Елена Павловна, указывая на дровни.

— Должно, сено, — ответил Никита.

— А под сеном?

— Меня не касаемо.

— Неужто не знаешь?

— А коли и знаю, мое дело — помалкивать.

— Так ведь это же против закона — обман!

— Без обману капиталу не нажить.

— Спасибо, Никита, утешил.

Армак проводил ее до двери. Уже войдя в прихожую, почувствовала, насколько она озябла: тело радостно приняло ласкающее тепло хорошо протопленного жилого дома. Поднимаясь по лестнице, ощутила, как ненадолго проникшая в ее жилы стужа вытекает из них. Изморозь, подернувшая пушистый воротник шубки, щекочущими каплями скатывалась по плечам и груди.

«Без обману капиталу не наживешь». Старик убежден в этом. Он ведь относил свои слова не к одному Валежину — то же самое скажет про всякого богатого. Таковы в его глазах и Трапезниковы, и Кузнецовы. Просто одни более удачливы, может быть, более смелы, решительны, менее щепетильны, другие более робки или менее удачливы, наподобие Лоскутовых, Бревновых — им отведена второстепенная роль среди купечества. Все они, если судить строго по закону, преступники, но в мнении Никиты таковыми и должны быть: без обману капиталу не наживешь. Вопрос, прав ли Никита? Не есть ли его вывод привычное для простолюдина заблуждение, будто всякий разбогатевший, особенно если он выходец из мужиков, непременно вор и разбойник. Ведь сам-то Никита и сотни других Никит, живущих своим трудом, ровным счетом ничего не нажили. В его убеждении не столько мудрая истина, сколько попытка оправдать свою неудачливость, неумение устроить жизнь. Короче — зависть. В глазах Никиты Иван Артемович своей связью с контрабандистами не только не опорочил себя, но даже приобрел уважение. Хотя шут его знает. Слуги если и говорят правду о господах, так не женам же своих хозяев.

После того как она продрогла, в тепле под одеялом ее быстро разморило.

…Пробудилась в привычное время. Первые мгновения, находясь под впечатлением ускользающего из памяти недавнего сновидения, Елена Павловна пребывала в расслабляющей безмятежности. Но вдруг все вспомнила. Опять ужас происшедшего накануне обрушился на нее. Почему, как случилось, что Ивана Артемовича завлекли, принудили сообщничать с бандитами? Мысль судорожно цеплялась за эту спасительную подсказку, хотелось верить: было именно так — мужа заставили принять контрабанду. Однако в душе не верила.

Давно, еще в первый год своего замужества, Елена Павловна случайно услышала слова, в злобе сказанные про Ивана Артемовича: