Елена Гордина - Роковые камни Аркаима [litres]

Метель стихла только поздно вечером, когда стало темно и дальше двигаться было уже нельзя. Любава выползла из-под телеги, разожгла костер, напоила кобылу и дала ей сена, а сама вскипятила в кувшине снег с сухими травами, чтобы согреться.

Она сидела на сене, которое покидала на промерзлую землю, и медленно пила отвар из кувшина, над головой шумели голые ветки деревьев, и такой одинокой и несчастной она себя еще никогда не чувствовала. Любава задумалась, что же ей делать дальше, но кроме как вернуться назад в свое племя вариантов не было. А там ее выгонят обратно, потому что беременную женщину трогать нельзя, а Егор Змееборец, да и все вокруг решили, что она приносит несчастья. И как она ни размышляла, как ни ломала голову, а выхода не видела.

Любава не заметила, как задремала, и ей приснилась Цыба, она сидела с ней рядом у костра:

– Тебе надо притвориться мной, – подсказала ей знахарка, – изуродуй лицо, надень мою одежду, изрежь руки и согнись в спине. На лице будет повязка, походку мою и повадки ты знаешь лучше всех, может быть, тебе повезет, и они не поймут, кто ты такая.

Любава вздрогнула и проснулась, уже светало, костер потух, и она страшно замерзла. Девушка попрыгала, чтобы согреться, а потом вспомнила сон, и ей стало страшно, потому что сон очень походил на правду. И если у нее и есть выход, то только такой: изрезать свое лицо до неузнаваемости, наложить повязку и вернуться в племя, представившись Цыбой. А еще надо было изуродовать руки и согнуться в спине, потому что знахарка была сгорбленной и старой. Но если надеть на себя сначала шкуру, а потом ее серую робу и перемотать голову тряпками, может, и получится всех обмануть хотя бы на время, пока не сойдет снег и не появится дорога.

Любава достала нож. Боль затмила ей рассудок, она закусила губы, чтобы не кричать, а затем разорвала тряпки и замотала ими лицо. Немного придя в себя, она накинула на шкуру серую робу, очень похожую на ту, которую носила Цыба, и нанесла раны на ладони. Уже теряя сознание от боли, Любава заметила следы на снегу: кто-то стоял ночью у костра, пока она спала.

Очнулась она от холода, который сковал все ее тело, еле разлепила глаза и попыталась сесть, но у нее страшно закружилась голова. Тогда Любава осторожно перевернулась на бок и огляделась: она лежала на шкуре у потухшего костра, стояла глубокая ночь, и мокрый снег падал ей прямо на лицо. Вторая попытка увенчалась успехом, она все-таки смогла сесть, и когда гул в ушах прошел, поняла, что у нее замерзли кисти рук, она их не чувствовала.

Любава медленно поднялась на ноги, подошла к телеге, но так и не нашла кобылу, скорее всего, лошадь отвязалась и ушла в поисках воды и пропитания, потому что сено было съедено полностью. Из этого Любава сделала вывод, что без сознания она была довольно долго, но никак не могла вспомнить, что послужило причиной ее обморока. Все, что произошло до этого, было как в тумане, Любава заползла под телегу, чтобы скрыться от снега, и почувствовала, как сильно болит у нее лицо. И хотя руки ее не слушались, она попыталась как-то ощупать щеки и поняла, что кровавые тряпки накрепко присохли к ранам. Любава легла прямо на снег и свернулась в калачик, ее морозило, страшно болели руки и лицо и очень хотелось спать.

– Проснись! – услышала она громкий голос и удивленно открыла глаза: прямо перед ней, согнувшись и заглядывая под телегу, стояла Цыба. – Поднимайся и иди обратно в племя, иначе умрешь. Вот тебе мазь, – знахарка кинула ей котомку с чем-то тяжелым, – она поможет заживить раны на руках и лице. Онемение в руках тоже скоро пройдет, все пройдет, и ты будешь жить долго, только если прямо сейчас вернешься домой. И еще, надень вот это, – старуха сняла с себя амулет с волчьими зубами, который никогда не снимала с груди, – он поможет тебе.

Любава послушно выползла из-под телеги, она стояла, шатаясь, пока старуха надела на нее амулет и повязала на пояс тяжелую котомку.

– Я пойду с тобой. – Цыба взяла ее за руку, и они пошли наугад в темноте, лишь слабый свет луны, изредка пробивающийся сквозь густые тучи, освещал им дорогу.

– Ты меня простила? – У Любавы не было сил удивляться неожиданному появлению Цыбы, она с трудом переставляла ноги, пробираясь по глубокому снегу. – Мы все решили, что ты умерла.

Цыба ничего ей не ответила, лишь продолжала крепко держать за руку и вести за собой. Когда забрезжил рассвет, Любава сквозь пелену, застилающую ей глаза, увидела землянки, скотный двор и кое-где клубы дыма, это просыпалось ее племя.

– Мы пришли. Дальше сама! – Цыба отпустила ее руку, и Любава тотчас упала на грязный, черный снег. Здесь он уже был перемешан с землей лошадиными копытами.

Прошло еще некоторое время, Любава то погружалась в тягучий липкий сон, то приходила в себя, пока не услышала крики:

– Помогите! Здесь кто-то лежит! – Ее заметили соплеменники и окружили плотным кольцом. – Позовите Егора Змееборца! – крикнул кто-то из толпы, и пока мальчишки побежала за главой, люди стали шептаться: – Это Цыба… смотрите, ее амулет, ее роба… это Цыба вернулась… что у нее с лицом… она вернулась, теперь все будет хорошо.

Когда Егор Змееборец подошел к толпе, все уже знали, что в племя вернулась Цыба, и теперь с опаской перешёптывались.

– Цыба? – Егор Змееборец присел возле Любавы. – Ты вернулась? – Он подхватил ее на руки и понес в хижину, где она жила раньше.

– Все скоро наладится, – к толпе подбежал Харитон, – Любава ушла, скорее всего, она погибла в степи, а Цыба вернулась. Проклятие снято, спасибо богу Ярило, он принял жертву.

– Да, – кивнул головой Егор Змееборец, – Любава должна была умереть.

Любава очнулась от того, что чьи-то женские руки пытались ее раздеть, она открыла глаза и увидела свою подругу Аксинью, пытающуюся снять с нее шкуры. Рядом стояли еще две женщины, но их лица она не разглядела.

– Оставьте меня, – Любава отстранилась от их заботы, – оставьте меня одну! – прошептала она, и женщины сразу же отпрянули, слово знахарки для них было закон. Когда соплеменницы вышли из землянки, Любава плотно закрыла двери и придавила их изнутри большим камнем. А сама нашла в хижине остатки воды, налила ее в большой глиняный кувшин с большим горлом и принялась отмачивать повязки с лица и с рук. Когда окровавленные тряпки удалось снять, Любава достала из котомки мазь и густо нанесла ее на горящие от боли щеки, лоб, нос и кисти. Сняла с себя шкуры и рубище и только тогда заметила амулет Цыбы, висящий у нее на шее.

Любава легла на топчан и закрыла глаза. Чувствовала она себя намного лучше, а сейчас мазь еще больше смягчила боль, и получается, что ей очень повезло, потому что она вернулась из степи живая. Но ее проводила до племени Цыба, и если бы не знахарка, Любава бы сейчас уже была мертва. Старуха отдала ей свой амулет, целебную мазь, а сама снова пропала, но как это возможно и где знахарка прячется? Ведь Егор Змееборец, Харитон и Микола обследовали все земли вокруг их племени, когда она пропала, и ничего не нашли. Да и невозможно выжить одной в степи, да еще и в лютую зиму. Но Цыба жива, и она помогла Любаве, но зачем? Ответ на этот вопрос пришел сам собой: теперь Любаве, чтобы выжить, придется притворяться Цыбой, принимать роды у всех женщин в племени, лечить, успокаивать, делать заговоры и исполнять ритуалы жертвоприношений. К тому же она теперь никогда не сможет выйти замуж и родить ребенка, получается, что ей придется делать все то, чего она делать не хотела. А это значит, что Цыба добилась своей цели, и теперь Любава стала главной знахаркой в племени.