Людмила Мартова - Кружевное убийство

Эта женщина нравилась ему так сильно, что немного кружилась голова, и от желания прикоснуться к ней немели кончики пальцев. Он так долго мечтал попробовать на вкус ее губы и сейчас все время возвращался мыслями к тому, какие они мягкие, теплые, живые. Эти несвоевременные мысли сбивали рабочий настрой, и он злился на себя все сильнее, потому что точно знал: если с пожилой родственницей Машковских что-то случится, они обе, и мать, и дочь, никогда ему этого не простят.

– Мы не правы, – наконец сказала Снежана, и Зимину захотелось втянуть голову в плечи. Вот оно, началось! – Мы не правы, исходя из того, что не знаем, куда этот самый Артемий увез тетю. На самом деле все наоборот, это она его увезла!

Зимин смотрел на нее во все глаза, решив, что она заговаривается с горя.

– Миша, ну, посуди сам! – горячо воскликнула Снежана. – Артемий охотится за картой. Сначала я сказала, что коробка со сколками у нас на даче, и он взломал ее, но ничего там не обнаружил. Потом я добровольно принесла коробку со сколками в ателье. При первом, поверхностном осмотре мать и сын ничего подходящего не обнаружили, но потом решили, что просто смотрели невнимательно, поэтому с помощью Гали украли коробку, чтобы изучить ее хорошенько еще раз. Потом Галя подслушала мой разговор с Лидой, когда я сказала, что тетя выбрала один из сколков себе в подарок. Злоумышленник, впрочем, так же, как и я, был уверен, что карта в гостинице, и явился туда. Но тетя оставила сколок у нас дома, решив забрать его в другой раз. Правильно?

– Ну, да, – осторожно сказал Зимин, не очень понимая, зачем она повторяет то, что и так всем известно.

– Миша-а-а-а, тетя Тата очень умная женщина! И сильная. Когда она вернулась в номер с завтрака и обнаружила там преступника, то не впала в панику, понимаешь? Он ждал ее, чтобы узнать, где сколок, и тетя наверняка сообразила, что сказать. Она ни за что не призналась бы, что оставила карту у нас в доме. Во-первых, чтобы не подвергать нас опасности. Во-вторых, она не могла не понимать: как только раскроет местонахождение карты, станет не нужна, и преступник ее убьет, как Дарью Степановну. Ее единственный шанс на спасение – сказать ему, что она оставила карту в совсем другом месте, просто тянуть время, пока он это проверяет, и ждать, что мы поднимем тревогу, начнем ее искать и догадаемся, где она.

– Но мы же не догадались, – сказал Зимин, чувствуя себя тупым. – Или ты хочешь сказать, что знаешь, где твоя тетя?

– Вы тоже знаете. – Глаза у Снежаны сияли. – Она могла увезти его в единственное место в этом городе, которое знает, кроме нашей квартиры.

Нет, он совершенно точно тупой! Зимин смотрел непонимающе, кляня себя за то, что никак не может догадаться.

– Ну, конечно же, – сказала вдруг Ирина Григорьевна, – она может быть только на нашей даче.

– Почему на даче? – спросил Зимин, чувствуя, что голос у него звучит слишком жалобно для здорового мужика и к тому же опытного следователя. – Лапин уже был на вашей даче, перерыл там все и ничего не нашел. Он знает, что сколков там нет.

– Да, но мы приезжали на дачу вместе с тетей наводить там порядок уже после проведенного им шмона. – Снежана так и сказала «шмон», и Зимин заулыбался, как дурак, хотя для веселья не было никаких предпосылок. – Я думаю, нет, я уверена: тетя сказала ему, что сколок на даче. И он увез ее туда, чуть больше суток назад.

– Господи, хоть бы она была еще жива! – взмолилась Ирина Григорьевна.

– Мама, она будет жива до тех пор, пока сколок не окажется у него в руках, – твердо сказала Снежана. – Хотя нам, конечно, стоит поторопиться.

Автомобиль летел по мокрой ноябрьской дороге в сторону «обкомовских дач». Зимин уверенно вел машину, напряженно обдумывая, как даст в морду Лапину в тот же миг, как только его увидит. Он даже подкрепление вызывать не стал, уверенный, что справится с мальчишкой сам. Тридцать два года, менеджер в салоне сотовой связи, отчаянно ненавидящий своего состоятельного отчима за то, что он не позволяет пасынку вести безбедный образ жизни. Эту информацию Зимину уже успели собрать и передать ребята-оперативники. Вот почему у матери и сына разные фамилии.

Человек, узнавший из случайного разговора в такси, что сокровище из семейного предания действительно существует, и готовый на убийство ради денег. Пожалуй, Снежана права: миллиардерша из Швейцарии может стать для него новой надеждой на обогащение, а значит, он точно ее не убьет, пока не получит своего. На девяносто процентов можно было быть уверенным в том, что Татьяна Елисеева-Лейзен до сих пор жива.

– Я так переживаю за Тату, – прошелестела с заднего сиденья Ирина Григорьевна.

– Мамочка, я уверена, с ней все будет в порядке, – ответила сидящая рядом с Зиминым Снежана, и он протянул руку, чтобы легонько сжать ее прохладные пальцы.

– Ирина Григорьевна, а как вы начали плести кружево? – спросил Зимин, чтобы хотя бы немного отвлечь пожилую женщину от ее тревожных дум. – Расскажите, пока едем.

– Да как сотни вологодских девчонок, – охотно откликнулась та. – За пяльцы меня впервые посадила бабушка Маша. Она приходилась внучкой той самой Тате Макаровой, с которой началась вся эта детективная история. Моя мама искусству плетеи не обучалась: жизнь у бабули была тяжелая, она рано осталась без мужа, много работала, и учить дочь у нее не было ни времени, ни сил. Мама тоже поздно вышла замуж и довольно рано овдовела, так что все мое детство я провела с бабулей. Та, чтобы занять меня делом, а заодно и вспомнить старое ремесло, показывала мне, как работать с коклюшками.

Голос Ирины Григорьевны, глубокий, звонкий, заполнял всю машину, и слушать ее Зимину было интересно, он чувствовал себя словно на качественной экскурсии в прошлое.

Ирине Григорьевне Машковской, тогда еще Ирочке Петровой, было пять лет, когда бабушка начала потихоньку посвящать ее в таинство вологодского кружева, и тринадцать, когда та умерла. Девочка так по ней горевала, что сама пошла в кружок кружевоплетения при Доме пионеров, чтобы продолжить заниматься бабулиным любимым делом в память о ней.

Со слов Ирины Григорьевны выходило, что в кружке ей очень повезло. Ее наставником стала Мария Груничева – одна из самых ярких вологодских кружевниц середины двадцатого века. Она уже тогда была очень известной мастерицей, поскольку разработала новый для вологодского кружевного промысла вид изделия – круглую скатерть, означавшую появление новых композиционных приемов и орнаментальных решений.

Среди других ее значимых работ числилась скатерть, подаренная Украине в честь 300-летия ее воссоединения с Россией, а также панно, языком кружева рассказывающие о достижениях земледелия и животноводства, и даже герб СССР.