Елена Михалкова - Тот, кто ловит мотыльков [litres]

– Я собиралась завтра подавать заявление на розыск пропавших, – сказала она, не покривив душой.

– Маша, прости! Прости меня, пожалуйста!

Ее голос накладывался на ровный шум: голоса, шуршание шагов, чей-то смех – так бывает в очень людных местах. Однако в этом шуме присутствовала какая-то стерильность, которая стала понятна, когда раздалось три мелодичных сигнала, словно спуск по нотным ступенькам, а затем женский голос известил: «Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом номер двести сорок два».

– Ты в аэропорту?

– Да! Мы только что прилетели. Маша, не сердись, умоляю! У меня не было роуминга, я не подумала, что ты будешь звонить, и отключила телефон еще до вылета.

Маша засмеялась. Для одного дня это было чересчур. Не подумала, что ей будут звонить, прелесть какая…

Ее смех Татьяну испугал еще сильнее.

– Маша, подожди, послушай, – нервно сказала она. – Нет, сначала скажи: у тебя все в порядке?

«Одной из твоих куриц Бутковы отрубили голову, потому что хотели выжить меня из Таволги, но я так и не поняла почему, хотя узнала, что Колыванов – убийца; он убил Марину, но не помнит ни причины, ни обстоятельств, и принимал меня за нее, пока я силком не раскрыла ему глаза. Ах да, и еще бабушка Ксении пыталась столкнуть меня в погреб, а староста врала на каждом шагу, и на кладбище живет безумный пьяница, который любит брать девочку с собой на рыбалку».

– Здесь все в полном порядке, – ровно сказала она. – А теперь объясни, пожалуйста, куда ты пропала. И почему. И зачем соврала про тетушку.

Шум в трубке сменился сигналами автомашин – Татьяна вышла из здания аэропорта.

– Я летала за Кириллом, – с отчаянным вызовом сказала она.

– Кто такой Кирилл?

– Это мой муж.

– А-а… Ага. – Маша растерялась. От нее, видимо, ожидали какой-то реакции, которую она не могла предоставить, и, как всегда в таких случаях, она четко повторила слова собеседницы, – будто вбивая ледорубы в обледеневшую скалу. – Кирилл. Муж. Хорошо.

Татьяна прерывисто выдохнула. Кажется, ледорубы выполнили свою задачу: они обе пока удерживались в этом абсурдном диалоге.

– Я летала за ним в Таиланд.

Год, проведенный в Таволге, что-то сильно поменял в Татьяне. В ней родилась и постепенно вызрела мысль, что они должны жить здесь вдвоем с мужем.

– Это не для помощи, – твердо сказала она. – Я все сама могу, а если что, есть Альберт и прочие. Просто так надо было. Это было бы правильно. Я все объяснила Кириллу, сказала, что здесь сложно, конечно, и всегда будет сложно.

Маша ничего не поняла. Ей показалось, что приглашение в Таволгу было своего рода извинением Татьяны перед мужем за их предыдущую семейную жизнь. При мысли об этом ее охватил смех. «Прости, милый, я вела себя как неблагодарная свинья, поэтому поедем теперь со мной в заброшенную русскую деревню».

Поразительнее всего, что муж согласился.

– Он вернется из Таиланда? – недоверчиво переспросила Маша.

– Он уже вернулся, – поправила Татьяна.

Она прилетела без предупреждения, отыскала его дом. Он жил в тихой, нетуристической части одного из островов. Татьяна сказала, что хочет его возвращения, – и он согласился. Они прилетели в Россию вместе. У них были какие-то дела в Москве, но через два дня Татьяна обещала приехать вместе с ним.

– Почему ты мне не сказала? – спросила Маша.

– Я была уверена, что ты откажешься. Я ведь понимаю, как это выглядит со стороны… Называла мужа дурачком, третировала, а когда приперла жизнь, помчалась за ним, поджав хвост…

– Таня, бог с тобой… – оторопев, начала Маша.

– Я сама была дурой, – твердо сказала Татьяна. – Растеряла всех друзей, мне некого было попросить остаться здесь… Я боялась рисковать, боялась, что ты откажешь, если узнаешь правду. Прости меня, ради бога! Я была в каком-то непреходящем ужасе от самой себя, от того, что я делаю… у меня вылетели все мысли из головы, про телефон я даже не подумала… решила, что Ирка в случае чего наберет Кирилла, а ты… А с тобой все будет в порядке. Что у тебя не будет необходимости звонить. Но ты звонила, – несчастным голосом закончила она.

– Одна из куриц приболела. – Маша подошла к окну, привлеченная каким-то движением. По дороге быстро шли бок о бок Альберт с Викой. – Сейчас уже все прошло.

Она солгала по двум причинам. Во-первых, ей нужно было решить, что именно рассказывать Татьяне. Мертвая курица, точно околевшая кобыла, тащила за собой цепь событий, от сгоревшей конюшни до застрелившегося маркиза. Во-вторых, она внезапно почувствовала, что ей нужно срочно заканчивать разговор.

Бутковы остановились напротив ее дома. Маша из глубины комнаты смотрела на них и не слышала, что говорит ей Татьяна. Она думала только о том, заперла ли наружную дверь.

Проще всего было пойти и посмотреть, не отнимая трубки от уха. Но Маша застыла на месте. Их взгляды слепо шарили по окнам. Они не должны были видеть ее, но они, казалось, ее чувствовали. Она боялась тронуться с места. Двинешься – заметят.

– Маша? Ты здесь? Алло! Алло!

– Да-да, я тебя слышу, – очень тихо проговорила Маша, не отрывая взгляда от Альберта. – Таня, мне нужно идти, кажется, курица сбежала…

– Что?

– Вижу ее в окне… По-моему, это наша. Пойду проверить.

Татьяна еще что-то говорила, но Маша медленно опустила руку с зажатым в ней телефоном и отступила назад. Шаг, другой… Она кинулась через кухню к входной двери, запнувшись о сбившийся коврик, и задвинула засов.

Окна, окна! В этом проклятом доме слишком много окон!

Не проверяя, где Бутковы, Маша вытащила из-за шкафа ружье и зарядила. Затем, мягко ступая, пошла в комнату, но в последний момент передумала входить и осторожно выглянула из-за двери.

Они стояли, прижавшись каждый к своему окну, – в точности так же, как рыжеволосая гостья. В первую секунду Маша ужаснулась, не в силах понять, как они дотянулись до них, но потом вспомнила, что перед домом Татьяна установила два крепких чурбана, на которых цвела петуния в горшках.

Когда Маша увидела сплющенное лицо Альберта, у нее отпали последние сомнения. Это был он. Густо накрашенный и в парике.

Бутковы изучили комнату, не заметив Машу. Затем синхронно отошли назад и что-то сказали друг другу. В их движениях была жутковатая слаженность роботов. «А ведь они меня убивать хотят», – отстраненно подумала Маша. Интересно, почему?

Бутковы посовещались. Отступили и быстро пошли по дороге.

Маша набрала Колыванова.

– Валентин Борисович, запритесь дома и не выходите. Спрячьтесь.

– Что? Что случилось?..

– По-моему, Бутковы сошли с ума. – Она ни на секунду в это не верила. – Валентин Борисович, я вас умоляю, пожалуйста, послушайте меня! Даже если это кажется вам глупостью…

Глупость – слишком мягкое слово. Он выйдет им навстречу, улыбаясь этой своей извиняющейся улыбкой, чтобы поделиться: а вы, друзья мои, оказывается, напугали нашу городскую гостью, довели ее, боюсь сказать, до паранойи, ну что же вы так, – и рассмеется, приглашая их посмеяться вместе с ним, и пригласит их войти, и они его убьют.