А. Федоров - Масон

Да, что ни говори, но лихой раскрутки у Елизаветы Генриховны не получилось…Но, пожалуй, мне уже не было никакого дела до "коричневых спрутов" – с женским половым органом вместо головы. Пусть даже они носят поверху "барабанной шкуры погоны капитана милиции. Я и Олег почувствовали себя аристократами высшей марки – можно сказать, венценосного уровня, и якшаться с "падалью" нам ужасно претило… Депрессия потянула меня за нос и кончик языка, скосила глаза вглубь замшелых столетий: я даже не предполагал, что так приятно в состоянии душевной опустошенности изучать историю средних веков. Текст моей книги тек сам, как сладкие слезы берез по весне, не требуя даже надреза по белоснежной коре.

"Карл I проиграл все сражения, да иначе и быть не могло: он был никудышным полководцем, хотя отличался храбростью и рыцарским достоинством. Короля, как водится, предали приближенные. А к тому времени армия нарождающейся буржуазной республики набрала силу. 30 января 1647 года за 400 тысяч фунтов, выделенных английским парламентом на подкуп шотландского войска, короля повязали и передали в руки врагов – индепендентов. Когда в августе 1647 года новая армия вошла в Лондон, короля заключили во дворце Хэмптон-корт. Оттуда Карлу I удалось бежать и скрыться на острове Уайт в замке Кэрисбрук. Призывы к друзьям возымели действие, но окрепшая революционная армия разгромила противника, продвигавшиеся на выручку к королю. Парламент принял закон, по которому любая попытка ведения войны против новой власти, является актом государственной измены. Суд над Карлом I начал свою работу в Вестминстер-холле 20 января 1649 года. Карл держался с достоинством: он оставался уверенным в том, что его власть от Бога, и она принадлежит ему по праву при любых обстоятельствах. Судьям и присяжным он дарил холодность и презрение, рассматривая судебный спектакль с высоты ощущений помазанника Божьего: чернь не имеет право судить короля.

Председатель суда Джон Бредшоу понимал степень опасности. Исполнение возложенной на него миссии было чревато местью. Он ходил в шляпе, подбитой стальными пластинами, дабы защитить жизнь от кары убийцы-фанатика. Заключительная речь Карла I была потрясающей. Несмотря на маленький рост и заикание, король сумел выступить с пламенной речью, впечатлившей многих. Взгляд короля метал молнии в обвинителей, испепелял врагов. Но так только казалось ему, на деле же большинство было на стороне революции. 27 января 1649 года королю был вынесен смертный приговор. День казни 30 января выдался морозным и снежным. Король оставался спокойным: он поддел под камзол еще одну рубашку, чтобы дрожь от мороза враги не приняли за проявление страха смерти. Карл отказался от завтрака, так как уже принял Святое Причастие и не хотел осквернять себя земной пищей перед встречей с Богом. По длинным переходам Уайтхолла король дошел до Бэнкетинг-хауса и через специально выставленное центральное окно первого этажа вышел на застланный черной тканью эшафот. Карл смело приклонил колени, положил голову на плаху, сам приподнял волосы, чтобы обнажить шею для удара скользкого лезвия топора. Палач, трусливо скрывая лицо под маской, точным взмахом рассек сперва воздух, а потом обрушил острое лезвие топора на королевскую шею. Голова была поднята дрожащей рукой исполнителя приговора. Раздался осипший, срывающийся от неуверенности в правоте голос палача: "Вот она голова предателя!"…

Народ рванулся к помосту не от радости, а только для того, чтобы смочить платки кровью казненного монарха. Совсем скоро англичане заговорят о Карле I уже не как о предателе, а как о мученике, герое и станут поклоняться его памяти. Казнь короля сплотит роялистов, почти всю знать и исподволь началось переосмысление случившегося. Финал такого процесса наступит через одиннадцать лет. Он пройдет в неустанной тайной и явной борьбе. И снова на престол будет возведен монарх – то будет новый король Карла II, являющийся старшим сыном не праведно казненного Карла I"…

Следователь что-то говорила мне и Олегу, но мы ее не слушали, спокойно погружаясь в свои мысли, окутываясь тревожностью, давая вовлечь себя в непонятное мистическое царство, называемое Депрессией. Мы, видимо, представляли собой в тот момент совершенно невменяемых субъектов, способных в любую минуту окочуриться, дать дуба, как говорят в народе. Елизавета Генриховна струхнула ни на шутку: только ей не хватало заполучить двух психов или покойников. Нашу кончину, конечно, "подвесят" на нее, сведя все к применению варварских методов допроса. Так будет погублена карьера удачливой выдвиженки. И тут распахнулась дверь: на пороге стоял Колесников Павел Олегович с грозно насупленными бровями, тяжелый, стальной взглядом вгонял Иванову в глубокий служебный транс…

– Товарищ капитан, – обратился Колесников к Ивановой чуть осипшим голосом, – вы что, действительно, решили спровоцировать жалобу на следственный отдел в прокуратуру?.. Объясните мне, вашему непосредственному начальнику, свои действия!..

Колесников выдержал паузу сверля злыми глазами следователя и старшего лейтенанта. Я его таким еще не видел, правда, и знакомы-то мы были не очень долго.

– Но вопрос согласован с заместителем начальника отделения подполковником Егоровым. – пробовала защищаться Иванова.

– А вы, товарищ капитан, под чьим непосредственным началом работаете? – вставил горячий фитиль Колесников дамочке в жерло. – Вы занимаетесь общими вопросами или все же следственной работой? А за нее, как вам известно, только я несу прямую ответственность?..

Колесников "гвоздил" и "размазывал" подчиненную свирепым взглядом. Я подумал: как все же много зависит от воли и разума начальника… Дураков-то инициативных в нашей стране очень много, а вот квалифицированных руководителей – намного меньше. Дай неучам с раздутым самомнением волю – они растащат всю страну по свалкам, да помойкам, разворуют все, что можно украсть… Если подсчитать потери, возникающие у нас в стране просто так, дури ради, то диву даешься. Ломают походя двери, скамейки, бьют стекла, любой заморыш из ЖЭКА своевольничает и способен натворить массу бед. Ни в одной стране мира так много денег не тратят на всевозможные "ремонты"… Наша страна в этом отношении – страна варваров!..

Вся эта каша быстро промелькнула в моей уже более-менее остуженной голове: вот и наша следователь туда же. Иванова спелась с олухом, занимающимся "общими вопросами", и задалась целью устроить пыточный класс в 127 отделении. А кого пытать-то собиралась? Два безобидных, занятых "философией жизни" маргинала, не способные даже мухи обидеть, попали на зубок следователю. Совести у этой бабы нет, а уж про милосердие и здравомыслие и говорить нечего. Если бы мы с Олегом не были на пути в глубокие недра депрессии, то точно бы всхлипнули и пустили слезу друг другу на лацкан пиджака. А пока мы только икнули призывно, как бы от возмущения неблаговидными поступками следователя…