Петр Илюшкин - Страшная граница 2000. Вторая часть

– Детдомовцы жгут хаты! Бей их!

– Бум-бум-бум! – будоражил нервы церковный набат.

Сообразив, что доказывать что-то бесполезно, я пронзительно свистнул. И крикнул:

– Пацаны! Уходим! Все – к шалашу!

Пробегая узкими проулками к спасительной речке, мы видели, как центр станицы наполняют солдаты местной воинской части.

Похоже, власти подумали, революция началась!

В общем, дело закончилось, как обычно. То есть отправили нас куда подальше – в далекий жаркий Крым.

Так може, украiнскiй Крим – моя Батьківщина?

«Белый пудель» Александра Куприна я перечитывал много-много раз. И мысленно бродил по сказочно красивым берегам Чёрного моря. Тяжко вздыхал, что прекрасных магнолий Крыма не видать мне, бедному детдомовцу, как своих ушей.

Однако никто не опроверг железобетонную аксиому, что пути Господни неисповедимы.

Разбойничье моё поведение заставило директора Филоновского детдома сказать «прощай» и удалить нашу шатию из прекрасного Урюпинского уезда. И перебросить на первое открывшееся место.

Местом этим, к моему крайнему изумлению, оказался сказочный Крым, самый эпицентр чудесного милого рассказа Куприна о белом умном пуделе.

Только здесь, в тихом скромном курортном городке Алупка, который прилепился к обрыву райского Южного берега Крыма, понял я восторг мальчика Сергея:

«Магнолии, с их твёрдыми и блестящими, точно лакированными листьями и белыми, с большую тарелку величиной, цветами; беседки, сплошь затканные виноградом, свесившим вниз тяжелые гроздья; огромные многовековые платаны с их светлой корой и могучими кронами; табачные плантации, ручьи и водопады, и повсюду – на клумбах, на изгородях, на стенах дач – яркие, великолепные душистые розы, – все это не переставало поражать своей живой цветущей прелестью наивную душу мальчика».

Всю эту неземную яркую красоту земного рая изучали мы в основном ночами, шляясь в поисках приключений по узким купринской улочкам Алупки.

«Рулила» детдомовской бандшайкой одноклассница Лена.

Бандитские мысли наши были ну очень смешны – как ограбить газетный киоск, утащить оттуда красивые открытки.

Но как ограбить беззвучно, не привлекая внимания грохотом разбитого стекла? Лично я включал голову и предлагал оклеивать стекла газетами. Не будет, мол, звона.

Ну и подбирали на дороге недокуренные огрызки сигарет. С важным видом раскуривали эти «бычки», копируя взрослых солидных дядек.

До взрослых нам было, понятное дело, далеко.

Однажды нас остановил дядька и радостно-взволнованно позвал к автобусной остановке:

– Там пьяная баба лежит! Я её трахнул! Пойдемте, пацаны! Тоже трахнете! Не хотите? Ну я пойду, ещё разок трахну!

Какое нам, тринадцатилетним пацанам, траханье?!

Единственное, на что хватало фантазии моим коллегам по детдому, так это залезть в окно комнаты девчат, имея благородную цель – «девок щупать».

Щупали все, кроме меня. Очень уж скромным был я в отношении женского пола. Даже соседка по школьной парте, милая Леночка Панкеева, не могла разбудить во мне, как ни старалась, сексуальных качеств «настоящего мужчины».

Мне казалось, что настоящий пацан не должен смотреть в сторону юбки. Есть другие дела, более сурьезные – рукопашный бой и так далее. Ну и, конечно, исследование окружающего интересного мира, в котором не было места плаксивым девчонкам.

Очень нравились мне уроки украинской певучей мовы. На всю жизнь запомнились удивительно строки мудрой басни:

«Лисичка подала у суд таку бумагу:

Що бачила вона, як попеластий Віл

На панській винниці пив, як мошенник, брагу,

Їв сіно, і овес, і сіль.

Суддею був Ведмідь, Вовки були підсудки.

Давай вони його по-своєму судить

Трохи не цілі сутки.

«Як можна гріх такий зробить!

Воно було б зовсім не диво,

Коли б він їв собі м'ясиво», —

Ведмідь сердито став ревіть.

«А то він сіно їв!» – Вовки завили.

Віл щось почав був говорить,

Да судді річ його спочинку перебили,

Бо він ситенький був. І так опреділили

І приказали записать:

«Понеже Віл признався попеластий,

Що він їв сіно, сіль, овес і всякі сласті,

Так за такі гріхи його четвертувать

І м'ясо розідрать суддям на рівні часті,

Лисичці ж ратиці оддать».

Басню эту, особенно строчки о подлюке лисе, которой за её мерзкий донос достались одни копыта, я часто приводил в самых разных ситуациях. В том числе и там, в солнечной Алупке.

Ведь местные аборигены постоянно навязывали нам, детдомовцам, боевые действия-драки.

Шпана выслеживала нас везде. Особенно – в дивном по красоте Воронцовском парке.

Очень красивое это место, с огромными пышнохвостыми, мяукающими как кошки, павлинами и удивительными деревьями наподобие араукарии, кипариса или гледичии.

Особенно удивило и даже шокировало дерево, на котором висели плоды земляники. Ботаники назвали сие чудо, имевшее совершенно голый ствол, земляничным деревом.

– Деньги! Быстро! – выскакивала на узкую пустынную тропу местная шпана. – Плата за проход!

Знали они, хорошо знали, что денег у детдомовцев нет.

Хотя нет! Лично у меня деньги были, «бутылочные».

Бродил я после уроков по лесистым окрестностям города и собирал пустые бутылки.

А что, очень даже честный труд!

Детдомовское начальство поначалу беспокоилось, разнюхав эту мою страсть. Особенно волновался молодой учитель труда Василий Иванович. Вызвав меня в пустой класс, «трудовик» требовал признаться, куда и зачем я хожу с огромным рюкзаком.

От смущения я долго не мог сказать истину, а потому ненамеренно дразнил молодого учителя:

– Василий Иваныч! Вот анекдот, как мы с Вами и Анькой-пулеметчицей в Гражданскую сражались!

Василий Иванович багровел и пунцовел. Однако натура его, страшно деликатная и скромная, не могла побить несмышлёныша.

Спасла нас моя подружка Ленка, которая зашла в класс:

– Да бутылки он собирает! Для всего нашего класса старается! Не для себя!

Василий Иванович перестал волноваться. Ленка мне потом шепнула, что «трудовик» подозревал меня в работе на турецкую страшную разведку!

Почему подозревал?

Да просто шефами нашими были пограничники ближайшей погранзаставы. И мы часто приходили к ним, с трепетом-благоговением изучали автоматы и пулемёты, обучались конной подготовке, приёмам рукопашнго боя.

Совершали и марш-броски. Наравне с погранцами, ничуть не уступая. Очень этим гордились!

Особенно подружились мы с молодым солдатом Серёгой Коберник. Он лично обучал меня премудростям рукопашного боя. Только предупреждал, чтоб навыки эти я использовал исключительно в обороне.

Глядя, как я бросаю на пол соперника, Серёга повторял:

– Петро! После школы обязательно поступай в пограничное военное училище! Человеком станешь!