Петр Илюшкин - Страшная граница 2000. Вторая часть

Пока мы буксировали его и подгоняли, злобные дядьки внизу уже злорадно потирали руки. В предчувствии бойни.

Что делать? Жирных боровов нам не осилить!

– Прыгаем! – заорал я, высматривая место для десантирования.

Прыгнул я очень удачно, припоминая уроки моего друга-пограничника. Приземлился и мгновенно сделал перекат через голову, дабы не сломать ноги. Всё же третий этаж!

А Лёха прыгнул неудачно. Зашипев от боли, упал под куст высоченного бамбука. Шикнув, сел и скривился от боли.

А где мой родной флегматичный братишка?

Подняв голову, я разинул рот. От удивления.

Рома прыгать на стал. Он медленно, как тот африканский ленивец, перебирался по карнизу. Злобный дядька встретил его и принялся настукивать по дурной голове юного художника.

Рома, не обращая никакого внимания на мощные тумаки, продолжал неспешный спуск ленивца.

И ведь правильно делал, что не спешил!

Спустившись на грешную землю, Рома сочувственно посмотрел на Лёху, который скрипел и плевался от боли:

– Перелом наверное!

Точно, перелом ноги. Вот и пришлось нам, вспоминая фронтовые рассказы нашего деда Петра, тащить друга на себе. А деду часто приходилось вытаскивать раненых с поля битвы.

Самым страшным воспоминанием моего деда было побоище 1942 года, когда немецкие танки раздавили пятьсот наших солдат.

О том побоище я часто рассказывал детдомовским пацанам.

Мы часто устраивали ночные посиделки, пугая разными страшными кровожадными историями. Главные истории брали из ужастиков Эдгара По. Мистику писателя мы щедро разбавляли российскими событиями. К примеру, как похоронили мужика, а он был жив. И когда случайно вскрыли гроб, то обнаружили, что человек задохнулся под землей. И корчился в страшных мучениях!

– Поэтому всем мертвецам надо прикладывать к губам зеркало! – испуганно комментировал мой друг Лёха Гордиенко. – Если стекло запотеет, то жив человек!

– Точно! – добавлял Шегера. – Я подслушал разговор нашей воспиталки. Говорит, умер у них дед. Начали они обмывать труп. И решили побрить бороду у трупа. Сильно выросла. Начали было брить, а труп поморщился. Встал, и говорит – чё это вы делаете. Тётки – в обморок! Живучий дедуля!

Пацаны округляли глаза, живо представляя мертвецов и замшелые мрачные склепы.

И вновь просили рассказать о моем земляке из станицы Березовской, знаменитом кавалеристе Константине Недорубове. Точнее, о его отце Иосифе. Ведь курень его был украшен настоящим гробом, подвешенным к потолку!

Иосиф этот гроб приберегал себе, на всякий случай. Однако старого казака смерть не брала. Посему отдавал он гробы другим, которые помирали раньше него.

– Про Мирона Егорыча скажи! – шептал Лёха, когда я завершал рассказ. – Как он гроб себе сделал и лежал в нём, когда грустно становилось.

Истории эти были истинной правдой.

Кроме них, рассказывал я и другие, романтично-книжные.

Особенно нравилось мне пересказывать Александра Куприна. Добравшись до ночного рейда пацана-акробата из «Белого пуделя», я показывал на окно:

– Видите, яркий лунный свет озаряет вершину Ай-Петри? Именно её, эту вершину, видел пацан в лунном ярком сиянии.

Пацаны смотрели в окно, а я вспоминал своего прадеда Ивана.

Он тоже был на вершине Ай-Петри.

Давно это было, лет сто назад. Русская царица решила отхватить Крым у турецкого владыки и бросила на штурм свои войска.

Прадед мой вместе с другими солдатами заготавливал сено на Ай-Петринском огромном плато. Плато называлось яйлой.

Командиром Ивана был мерзкий злой фельдфебель. Любил он избивать солдат. Роптали ребята, но молча переносили унижения и злые побои.

Только мой прадед Иван не стал по-рабски терпеть.

Вызвал злого фельдфебеля на поединок.

Удивившись такой наглости, злюка сверкнул глазами:

– На краю пропасти будешь драться, холопская морда? Но гляди, ежли зашибу тебя, полетишь вниз, костей не соберешь!

Победил мой прадед.

И все сто лет призрак того фельдфебеля бродит по яйле, спускается с горы и бредёт в Алупку. Ищет-ищет Ивана, хочет отомстить. Жуткими ветреными ночами стучится в окна и спрашивает:

– Где холоп?

Когда я добирался до призрака, то резко стучал по стене и орал:

– Призрак! Идёт! Стучит в дверь!

Но ещё круче страшилка была о кровожадном ужасном призраке графини.

Чёрная-чёрная ночь 4 марта 1977 года. Мы, как водится, сидели на втором этаже бывшего графского дворца, и рассказывали ужастики вперемешку со страшилками.

Ночь была особо жуткой.

За окнами свирепел и злобствовал мощный крымский ураган. Словно травинку-былинку раскачивал он посаженный возле дворца огромный ливанский кедр.

Кедр, прячась от убийственного гнева Черномора, жалобно скрёбся мохнатыми огромными лапами в наше окно.

Далеко внизу, под скальным крутым обрывом, бешено ревело злобное Черное море. Ледяные осколки ужасного шторма как будто били в стены нашего укрепления, желая унести детей в страшную чёрную пучину.

Сверху тоже слышалось жуткое утробное завывание. Лепные фигуры на крыше разом ожили и стали кровавыми вурдалаками. Прыгая с крыши, вампиры заглядывали в тёмные окна, ища очередную кровавую жертву.

Нам, суровым крутым пацанам, было жутко.

Очевидно, защиты от вампиров нет и внутри дворца.

Когда-то, до революции, дворец принадлежал графу Воронцову, хозяину всего города Алупки.

Богатейший чиновник царской России специально построил на Южном берегу Крыма прекрасный византийский дворец для своей прелестной любовницы.

Цель была сугубо практичной – обеспечить своего будущего наследника царским жильём. Увы, от своей законной жены граф детей не имел, несмотря на знатность и богатство её рода.

Вот и завёл богатый граф волоокую любовницу.

Конечно, графская жинка возопила и потребовала отречься от нахальной волоокой самки.

И нахмурилось Чёрное море, и нахмурился могущественный богатый граф. Кого выбрать, кого изгнать? Тяжелый выбор!

Но ларчик открывался очень просто.

Вечером 4 марта пригласил граф Воронцов свою законную ворчливую жинку в этот прекрасный романтический дворец.

Для начала похвастал маленьким кедром у входа, юными стройными кипарисами, розарием. Затем провёл даму в парадные залы с богатой меблировкой. И довёл до большого подвала с бочками ароматного вина.

Граф собственной нежной рукой открыл краник в бочке и подставил под красную струю хрустальный бокал.

И окрасилось белое кружевное платье графини красным вином, и упала она замертво, убитая острым кинжалом вероломного супруга.

Граф очень любил свою жену!

Поэтому приготовил ей гроб из чистого золота. Гроб специальный, на железных колесиках. Упаковав туда графиню, приказал дворнику и садовнику отнести гроб в специальный склеп внутри подвала.