Карина Сенн - Скелеты в шкафу Розенбергов

Была глубокая ночь. Она слышала громкую музыку, доносящуюся сверху, топот ног, живые весёлые голоса. Её гримёрная находилась прямо под чьими-то столиками, накрытыми красными скатертями. Смотря в своё холодное отражение, она собрала волосы, заколов их сбоку длинной заколкой с жемчугом. Из её рта шёл пар, она обхватила руками свои голые плечи. До выступления ещё была уйма времени, а может, и не так много, как казалось, просто сегодня оно тянулось невероятно медленно, но ей хватало на то, чтобы подготовиться к своей «роли». Она любила примерять роли, любила надевать маски. Она считала притворство самой увлекательной игрой – якобы найди меня настоящую, если сможешь. Это не давало ей заскучать в этом сером мире. Сегодня на ней был надет золотистый корсет с глубоким декольте, открывающий её хрупкие плечи и тонкую шею. А длинная юбка из чёрной прозрачной ткани, разрезанная с двух сторон, была похожа на клуб тёмного дыма, окутывающий ноги. Позади её плеч стояла стойка для одежды, на которой висели разные костюмы. Она любила внимание. Любила, когда кто-то начинал смотреть на неё такими же глазами, которыми смотрел на неё он.

Ещё в её гримёрной стоял небольшой старый диван, для которого она принесла белый мягкий плед, а посреди комнаты был установлен шест. Ведь ей нужно было где-то тренироваться и обдумывать новые выступления. Элизабет любила танцевать. Она воспринимала это как терапию. Впервые она пришла в этот ресторан в роли обычной танцовщицы, которую искали, но затем что-то явно пошло не так. И ей это нравилось. Нравилась эта атмосфера. Ночью в большом зале полном народу, над нарядными женщинами в вечерних платьях, галантными мужчинами в костюмах всегда витал пьянящий аромат, а свет становился таким красным, таким тёмным, словно она опускалась в глубокий бокал вина. Музыка заглушала лишние голоса, и она могла отправиться в новый ночной мир.

Тихий скрип где-то за деревянной чёрной дверью, она повернула голову. Чей-то шаг донёсся до её острого слуха. Второй шаг. Кто-то остановился посреди тёмного коридора, в котором опять не было света. Она затаила дыхание, затем, накинув на себя бежевый атласный халат, Элизабет прильнула к двери, вслушиваясь в тишину нулевого этажа. Кажется, никого, но её сердце по-прежнему было взволнованно, поэтому она медленно повернула ручку двери, дабы убедить себя, что это лишь плод её воображения, порождённый стрессом перед выходом на сцену, ведь обычно никто не спускался вниз, особенно в разгар всеобщего веселья. Но она была неправа. Свет из комнаты проскользнул по старым деревянным доскам в коридор, остановившись на мужских лакированных туфлях. Она замерла, а он сделал пару шагов назад, дабы оставаться в тени.

– Мисс Розенберг? – у него был бархатный голос, но она совершенно не видела его лица и даже очертаний его фигуры. Элизабет лишь крепко держала ручку двери, пытаясь понять, почему его голос кажется ей знакомым.

– Кто вы? – спросила она осторожно, вглядываясь в темноту. – И что вы делаете в помещении для персонала? Я не думаю, что вы работаете здесь.

– Я, должно быть, напугал Вас, – она улыбнулась, кивая головой. И всё же ей не нравилось, что в данном диалоге она не видела своего собеседника. – Прошу прощения, если это так, я неспециально.

– Так что Вы хотели? – она взглянула на часы. – Через пару минут будет мой выход, мне нужно готовиться. Не тяните время, – она слегка кашлянула, на секунду ей показалось, что последняя её фраза прозвучала как грубость, но затем она выбросила эту мысль из головы.

– Я лишь хотел сказать, что Вы прекрасно танцуете, – Элизабет замешкалась, а облегчение тёплой волной нахлынуло на неё. Она отпустила ручку двери.

– Мне… мне очень приятно, спасибо. Но вы могли бы зайти после выступления, сейчас не самое подходящее время, я могла даже не открыть вам дверь.

– После Вашего выступления будут подавать десерт, и мне крайне сложно отказаться от него. Вы наверняка пробовали пирог «Баноффи»? Он просто великолепен, особенно хорошо его готовят на этой кухне.

– Вы абсолютно правы. У нас превосходная кухня, – она вновь взглянула на часы. – Я должна идти, а Вам пора бы занять своё место.

– Конечно. Хорошего Вам выступления, мисс Розенберг, – пусть она не видела его, но по голосу могла сказать точно, что он улыбался. Поэтому, кивнув ему в ответ, Элизабет закрыла перед ним дверь.

Он не ушёл. Когда темнота узкого коридора поглотила его полностью, не оставив и частички света, улыбка испарилась с его лица. Он поправил галстук, пригладил светлые волосы и большими глазами уставился в верхний правый угол над её дверью, где была одна из камер видеонаблюдения.

***

Зал аплодировал, когда она высокими чёрными каблуками ступала на сцену, и аплодировал ещё больше, с некой грустью, когда она покидала её. Лиза осмотрелась вокруг, пока яркий прожектор освещал высокую женскую фигуру. Ни единого свободного места. Кто-то сидел за барной стойкой, кто-то стоял, склонившись над чужими столами, и дикими глазами наблюдал за происходящим. Кто-то свистел, а кто-то равнодушно пил бурбон в конце зала, опираясь спиной о стену. Это было большое помещение, разделённое на два зала. В первом был ресторан. Именно там стояла большая сцена, на которой она выступала, на которой выступали бездарные певицы и под которой сидели музыканты и играли классическую музыку. Иногда джаз или рок-н-ролл, но чаще это был Франц Шуберт или Антонио Вивальди. А второй зал был слегка поменьше, огорожен тонкой стенкой и содержал в себе несколько покерных столов и игровых автоматов.

Пару лет назад несколько пуль были вогнаны в эти стены. Когда здесь правил стиль барокко и, куда ни глянь, на глаза попадалось золото, например большие картины в золочёных рамах, или стулья и столы, украшенные резьбой и инкрустацией. Хрустальные люстры и ковры. В тот день ничего из этого не стало. Люстры были разбиты, картины злобно затоптаны ногами, а стулья летали по воздуху, разбивая окна. Эти молодые люди проиграли много денег в тот день и, слегка перебрав в баре, устроили здесь погром. Они ушли победителями, потому что тот старик, которому достались все лавры, был ими застрелен, и его выигрышные деньги они забрали с собой, как и деньги всех остальных посетителей и персонала. В тот день Элизабет заперлась в своей гримёрной и с диким страхом слушала чужие крики, боясь подняться наверх. Свист пуль, громкие выстрелы. Это долго снилось в её кошмарах.

Ресторан понёс большие потери, кто-то даже уволился, не в силах вернуться туда, где уже был готов попрощаться с жизнью, кто-то больше не видел перспективы, чтобы работать здесь. Мол, кто будет ходить в место с подорванной репутацией? Но Лиза не оставила свою сцену, потому что танцы значили для неё всё. Это единственное тёплое воспоминание о нём, которое даже спустя столько лет хранилось в памяти. И именно после этого ужасного инцидента владелец ресторана сменил стиль барокко на ренессанс. Но мало кто из посетителей заметил разницу.