Карина Сенн - Скелеты в шкафу Розенбергов

Немного отойдя ото сна, она приняла душ и нагая стояла напротив запотевшего зеркала, рассматривая себя. Она была идеальна. Она касалась руками своего лица, запускала пальцы в тёмные мокрые волосы. Их схожесть с Джозефом была безумной. Каждый раз, проходя мимо зеркала, она видела его в своём отражении. И порой ей было сложно оторваться. Элизабет сделала несколько масок для лица, намазала тело кремом, как обычно, открыла зеркало и взглянула на белые подсвеченные полочки, на которых находились все её средства борьбы с внутренними страхами. Она положила таблетки на язык, запила всё холодной водой из-под крана. И, встряхнув головой, вышла из ванной, накинув на себя длинный шёлковый халат.

На обед она порезала фрукты, те, над которыми ещё не кружились мошки, полила их йогуртом, а в стакан налила воды. Она словно парила, не касаясь пола. Виниловая пластинка крутилась, а её глаза светились ярче софитов в ночной темноте. Кажется, он говорил с ней прямо сейчас, пока она танцевала на кухне с тарелкой в руках. Она смеялась. Снова и снова. Солнце ослепляло её, будто оно находилось прямо в этой комнате, и она думала лишь о том, как хочет, чтобы глубокий океан затягивал её в пучину. Как хочет отдаться его течению и плыть, позволяя воде нести её тело вдаль. Как хочет, чтобы её лёгкие заполнились морской пеной или водорослями. И чтобы сквозь глубокую темноту она увидела его руку, тянущуюся к ней.

…Кажется, прошло пару часов, прежде чем она смогла погрузиться в обыденную рутину. Элизабет пересчитала деньги в конверте, пребывая в странном удивлении. Рассматривала фотографию мужчины, человека с короткой бородой, лет пятидесяти, с серыми глазами и большими проплешинами на голове. Он выглядел сурово, а взгляд был колким и холодным. Затем Элизабет пролистала страницы записной книжки в поисках одного номера, но Дакота Вайсс не поднимала трубку телефона, несмотря на бесчисленные попытки Элизабет дозвониться до неё. А время не стояло на месте.

Девушка переоделась, положила в сумку необходимые вещи, камеру, серый диктофон, фотографию и свой маленький кнопочный телефон. Улица встретила её недружелюбно, морозный ветер обдавал лицо, заставляя глаза заслезиться. Серые тучи нависли над городом, а по воздуху летали листовки. Её машина Mercury 1977, тёмно-зелёного цвета, одиноко стояла возле дома. Элизабет не садилась за руль, или это происходило лишь в крайних случаях. Однажды она чудом не попала в аварию, когда ехала по полупустому шоссе и на соседнем сиденье краем глаза заметила его очертания. Нет, она не говорила с ним, не видела его лица, потому что, остановившись в кювете, соседнее сиденье было по-прежнему пустым.

Газон возле её дома был по-кукольному хорош лишь при старых хозяевах. Она не занималась цветами, не обстригала ненужные кусты и ветви большого дерева, наполовину скрывающие окно её спальни. Бывало, она нанимала кого-нибудь из соседских мальчишек, чтобы они подстригли её газон, и те с радостью выполняли эту работу, получив после этого приличные «чаевые».

На конце улицы находилась таверна, музыка и голоса в которой никогда не сходили на нет. Парковка, на которой никогда не было пустого места. Мистер Гистон, проживающий в соседнем доме, старик лет семидесяти, с седыми короткими волосами, длинной бородой и в чёрном халате по щиколотки, часто медленно брёл посередине дороги с большим плакатом в руках прямиком к дверям таверны. Он был приверженцем тишины и чистоты человеческой души, поэтому считал все шумные места, в которых царило веселье, местом дьявола. Целыми днями он стоял либо там, либо на своём газоне, пытаясь донести истину до чужих ушей. А также он любил Элизабет, ведь в её доме никогда не было гостей, и он был уверен, что она работала в службе поддержки. Мистер Гистон всегда махал ей рукой, а затем махал снова, потому что забывал, что уже приветствовал её один раз.

К дому Лизы подъехало жёлтое такси Chevrolet Caprice 1980. Она назвала адрес водителю в белой бейсболке, и машина тронулась с места. Колёса неслись по закруглённым улочкам, проезжая мимо магазинов и пустых каменных домов. Они проехали и церковь, а затем вдалеке она увидела надпись «Добро пожаловать в…», после чего её сердце стало биться чуть чаще.

– Мисс, Вы выглядите взволновано, – заметил водитель, немного снижая скорость. Тёмные деревья проносились за окнами на фоне серого неба. Она внимательно смотрела на дорогу, стараясь запомнить путь.

– Всё в порядке, – вышло неубедительно, но Элизабет не хотела тратить время на пустые разговоры с водителем, у которого на лобовом стекле была наклейка в виде золотой ветви папоротника, что бы это ни значило.

– Кто у вас там? – спросил он, и девушка на секунду оторопела, не давая ответа. – Ох, извините за моё любопытство. Я буду молчать, – он провёл пальцем вдоль своего рта, имитируя закрывающийся замок.

– Всё в порядке. Можете продолжать говорить, мне сейчас это не помешает, – она вертела фотографию в руках.

– Это старое кладбище, – начал он разговор. – Уже лет двадцать там никого не хоронят. Но это меня не удивляет… Кто будет добираться в такую глушь, когда в черте города на захоронение выделено целое поле? А здесь… – он покачал головой. – Вы раньше бывали здесь?

– Нет, – призналась Элизабет, оглушённая словом «кладбище». По шоссе со свистом пронеслась пара грузовиков.

– И это тоже меня не удивляет. Здесь похоронен мой прадед. Хороший был, говорят, мужик. Но я к нему идти не решаюсь. Мрачное это место. Высокие острые ворота, – рассуждал он, бурно жестикулируя одной рукой, – скульптуры ангелов на каждом шагу… Где-то разрытые могилы. Это всё мародёры. Сторож говорил, что почти каждый месяц они приходили, он даже вызывал полицию. Но разве нашим федералам есть дело до мёртвых? Поэтому уже несколько лет там нет сторожа. И туда приходят лишь подростки, чтобы послушать музыку, прислонившись к надгробиям, пошвырять бутылки в стены склепа или покончить с собой. Мрачное место, я ж говорю, – машина остановилась на обочине. – Пройдёте вдоль этой узкой тропинки и выйдете на само кладбище.

– Спасибо, – Элизабет поблагодарила и заплатила таксисту, а затем вышла из машины, слыша всего пару слов, брошенные ей в спину. «Будьте осторожны», – сказал он, и дверь закрылась.

Она стояла одна среди крючковатых полуобнажённых деревьев. Высокая трава касалась кончиков её пальцев, а ветки под ногами предательски хрустели. Она проклинала Мари, проклинала себя за то, что согласилась. Благо она хорошо запомнила дорогу назад. Ветер раскачивал тонкие верхушки, завывал, развевая подол её пальто. Первый серый ангел промелькнул неподалёку. И стоило ей пойти к нему навстречу, как взору Элизабет открылась заросшая сорняками поляна, на которой торчали одинокие макушки надгробий. Здесь была лишь она и её верная спутница – тишина. Ни пения птиц, ни шума машин. Ничего, все звуки вымерли. Она ступала на холодную землю, и её ноги, казалось, проваливались в эту сырую бездну. Большие пустые ямы, разрушенные могильные плиты, где-то валялись человеческие кости. Она коснулась своего горла, словно пытаясь вытащить ком тошноты, мешающий ей дышать. Запах сырости и гнили. Запах безысходной смерти. Шум в её голове на секунду оживился. Звук золотой пряжки ремня, удар за ударом… Она встряхнула головой, пытаясь захоронить мысли о семье в одну из этих пустых могил.