Карина Сенн - Скелеты в шкафу Розенбергов

Элизабет уходила домой, когда из-за гор всходило солнце и освещало весь горизонт и крыши высоких домов, местами увитые девичьим виноградом. Улица выглядела живой, настоящей и красочной лишь утром, когда отдохнувшие посетители выходили из высоких дверей ресторана. Они были пьяны и разговорчивы. На головах некоторых дам красовались большие шляпки, а мужчины смеялись и дымили дорогими сигарами. Люди, не обладающие достаточными средствами, не могли позволить себе такую роскошь, как отдых в «Брюм».

Вдоль улицы шли небольшие антикварные магазины, напротив стояла старая библиотека. Элизабет никогда не могла взглянуть на неё без подступающих к глазам слёз. Она всей душой любила книги. И видеть, как загнивает это здание, было превыше её сил. С тех пор, как оно закрылось, прошёл год. Раньше она проводила там всё своё время. Бродила меж высоких книжных полок, касаясь пальцами книжных переплётов. Вдыхала запах пыли, типографской краски, бумаги и слушала шелест страниц и завывание ветра в щелях деревянных окон. Особенно ей нравилось сидеть там в рождественские вечера, когда, читая какой-нибудь роман, краем уха она слышала звонкий хор детей, переодетых в эльфов.

Элизабет натягивала чёрные бархатные перчатки на свои тонкие пальцы и смотрела в эти старые окна, пока юный аристократ Джордж Гримм, не веря своему счастью, постоянно заглядывал в свой портфель, любуясь на аккуратно сложенные зелёные стопки денег. Он выиграл и, кажется, рассказал об этом всей округе, даже похвастался своему личному водителю, а затем с улыбкой Чеширского Кота распрощался со своим соперником, пожав ему руку. Он уехал, но его силуэт ещё долго стоял перед глазами раздосадованного мужчины.

Элизабет просочилась сквозь толпу, сливаясь с женщинами в леопардовых пальто. На улице стоял утренний туман, а солнце скрывалось за тяжёлыми дождевыми тучами, оставляя небо таким белым, как первый выпавший снег. Деревья на бледных газонах начинали терять свои листья, окрашивающиеся в яркие краски. И если бы не они и не красная вывеска «Брюм», то Элизабет могла бы вполне предположить, что живёт в чёрно-белом кино.

Она обошла дамочек в пальто, остановившись на светофоре. По дороге проехала пара-тройка машин. Девушка затянула свой пояс, чувствуя, как прохлада сочится по её коже, начало осени выдалось холодным. Что может быть лучше, чем прийти домой, приготовить завтрак, принять пенную ванну и лечь спать, закутавшись в пуховое одеяло кассетного пошива? Правильно, лишь пирог «Баноффи». Чёрт, она так и не попробовала ни кусочка… В голове Элизабет играла последняя мелодия, под которую она танцевала этой ночью, и под чувством временной лёгкости девушка перебирала пальцами в воздухе в такт скрипке, пока её плеча не коснулась чья-то рука.

Женщина лет сорока, на голову ниже Элизабет. На ней был тёмно-синий плащ, а волосы, кажется, с проседью, прикрывала чёрная узорчатая косынка. Большая потёртая сумка, купленная около семи… нет… Лиза пригляделась – около восьми лет назад. Неухоженная, грязная обувь и пустой, глупый взгляд. Элизабет точно не видела её раньше и уж тем более не была с ней знакома.

– Я видела Ваше выступление, – начала она разговор, а девушка молилась лишь о том, чтобы на светофоре скорее загорелся зелёный свет.

– Надеюсь, оно оставило хорошее впечатление.

– Ещё бы. Элизабет Розенберг? – спросила она, словно зная ответ, и зелёный свет загорелся. Машины остановились, а Лиза быстро пошла вперёд, оставляя свою «спутницу» позади.

– Вы правы, – равнодушно сказала она, надеясь, что когда повернёт голову, то не увидит никого, но «чёрная косынка» бежала за ней следом, запыхиваясь, стуча невысокими каблуками. – Вы, что-то хотели? – она резко остановилась, заставляя женщину чуть ли не уткнуться длинным острым носом в её спину. – Не хочу показаться грубой, но я очень спешу, – она повернулась к ней лицом, ожидая скорейшего ответа, а в голове мечтая лишь о том, как кусочек мягкого пирога на серебряной узорчатой ложечке приближается к её рту. Всё ближе и ближе… Последний раз она обедала вчера в первой половине дня. Подобные мысли были вполне объяснимы.

– Меня зовут Мари, – представилась женщина, протягивая руку, но Лиза лишь недоумённо взглянула на неё, – и мне нужна Ваша помощь. Вы же знаете Дакоту?

– Ох! – воскликнула Элизабет – всё встало на свои места. – Так Вам обо мне рассказала Дакота? Как же её фамилия…

Лиза помнила её фамилию.

– Вайсс. Дакота Вайсс, – Мари дала правильный ответ.

– Конечно. Дакота Вайсс, – она прикусила губу, пока их разделяла стена молчания. – Но я не думаю, что смогу помочь Вам.

Элизабет сделала пару шагов назад.

– Хотя бы выслушайте меня! Пожалуйста!

Она недовольно закатила глаза и тихо ответила:

– Если Вы не займёте слишком много моего времени.

Элизабет тяжело вздохнула и направилась в сторону своего дома сквозь дебри городского парка, огороженного высоким чёрным забором с тонкими прутьями.

***

Две чашки кофе опустились на деревянный журнальный столик, на котором уже стояла невысокая ваза с цветами и одинокая свечка на белом блюдце.

Дом Элизабет не отличался роскошью, не был вычурным или обставленным всякими безделушками. Просторный полупустой зал, маленькая кухня, небольшая ванная комната и спальня. Спокойная цветовая гамма, старая мебель, пара картин. В этом зале у неё был большой письменный стол с резными ящиками, диван, на спинку которого был накинут серый плед в крупную клетку, два больших кресла – и все эти вещи остались от прежних хозяев. До неё здесь жили люди, умершие, как в сказке, в один день. Они были стары, и оба отравились цианидом. Новости маленького городка разлетаются со скоростью света, поэтому уже спустя пару часов после их смерти об этом знал весь город. Люди жестоки, кто-то выстраивал теории о том, что жена хотела отравить своего супруга в приступах ревности, ведь, даже будучи стариками, внутри их семьи всегда кипели страсти, но ввиду старческого склероза она добавила цианид в обе кружки. Ибо как можно было положить его в свой кофе?

Этот дом был нейтральным. Он не выглядел так, словно здесь кто-то жил, но и не был заброшенным. Элизабет хранила свои вещи в одном большом чёрном чемодане, который также не принадлежал ей. Когда она приехала сюда, у неё не было ни единой вещи, сумки в поезде ей были ни к чему. Единственное, что она привезла с собой из прошлого, был один большой белый конверт, который она не выпускала из своих рук всю поездку. Сейчас он хранился на одной из длинных полок в гостиной. Его не от кого было прятать, потому что у неё никогда не было гостей. Порог этого дома переступало лишь пять человек, не считая Мари, одной из которых, была она сама, ещё изредка к ней заглядывал её знакомый Рой, и однажды – Дакота Вайсс, с бутылкой дорогого рома, сидела на диване, закинув ногу на ногу.