Ольга Волошина - Частная жизнь Афродиты

Потапов замолчал, я тоже не говорила ни слова. Информации получила с избытком, её нужно было переварить.

В комнату заглянула Шуркина мама.

– Может, борща, Мариша?

– Ой, нет, спасибо, я просто объелась пирогами. Очень вкусные они получились, оторваться невозможно. Но больше уже ничего не помещается.

Я хотела спросить Наталью Григорьевну о цвете Флориных волос, но побоялась, что она разнервничается, как прошедшей ночью. Успею ещё. Кроме того, с этой щуплостью и ростом непонятно. Со щуплостью ещё так сяк, а против роста не попрёшь. Хотя мнению трусоватого и не слишком сообразительного охранника я не до конца доверяла. К тому же у мужчин понятия «щуплости» и «в теле» находятся в очень широком диапазоне. А уж с наблюдательностью у них совсем критично. Разве женщина, к примеру, может сказать о мужчине, что он «красивый – с длинными ногами и копной волос»? А мужчина может выдать нечто такое о женщине? Вот то-то и оно!

Потапова снова скрылась на кухне. Почесав в затылке, Шурик сказал:

– Вероятно, открытие Самойлова представляет большой интерес для конкурентов, а может и ещё для кого-то. И преступники наверняка попытаются удрать за границу, чтобы продать там описание метода либо другую информацию. Применить здесь новый метод они вряд ли смогут, а там, на Западе, на нём можно заработать неплохие бабки. Даже очень хорошие. И ловить их там никто не будет.

– Хорошо бы, та рыжая дамочка нашлась, – сказала я, чтобы хоть как-то утешить беднягу Потапова, – неплохо бы дать объявление в газете: она прочтёт и появится.

– Хорошо бы, – без особого, впрочем, энтузиазма повторил Шурик.

– А если эта ушибленная дама не твоя родственница, то она должна быть чья-то другая… то есть, я хочу сказать, родственница кого-то другого, – продолжала я развивать возможные версии, удивляясь, что Шурик такой бестолковый и не делает этого сам. – И её никто не разыскивал? У всякого человека должны быть хоть какие-то родственники.

– Никто из этих родственников до сих пор не объявился. И это странно, ведь пострадавшая женщина, если предположить, что она обратилась в такую дорогую клинику, должна быть очень не бедной. А у обеспеченных дамочек какая-никакая родня всегда имеется.

Тут меня прошибла некая новая, весьма перспективная мысль, которую я моментально озвучила:

– А у твоей родственницы Флоренции могли найтись такие деньги, ну, на операцию у Самойлова-Дмитриевского, я имею в виду?

– С деньгами у Фло, вероятнее всего, полный порядок. Своя собственная клиника – это тебе не лишь бы что. Но опять тебе повторяю: у неё не могло быть причин для таких дурацких… мероприятий.

–Много ты понимаешь в женщинах, – буркнула я, но он сделал вид, что не расслышал.

– Ума не приложу, как могли оказаться Флорины документы в этом странном заведении для богатых дурочек, – продолжал Шурик развивать свою теорию все в том же бестолковом направлении. – Завтра же отправлю запрос в Саратов в клинику Фло. Хоть кто-нибудь там должен знать, куда она уехала, в какую такую командировку.

– А я-то чем тут могу помочь? Ну, в смысле Флоры, как мама твоя просила.

– Если Фло действительно в командировке, то все само собой должно проясниться. А если нет…

«Истинную сущность человека составляют те образы и представления, которые он пробуждает в нас».

Андре Моруа «Рождение знаменитости»

Почтенная пожилая дама Аэлита Васильевна Сидорова приступила к возложенным на неё обязанностям очень ранним воскресным утром. Аккуратно подвязав седоватые локоны кокетливой косынкой и прихватив собственную большую фланелевую тряпку для борьбы с домашней пылью (у молодежи разве чего такого найдешь?), Аэлита Васильевна отправилась поливать многочисленные комнатные растения к соседке, уехавшей ненадолго в Канаду, видимо передавать канадцам ценный российский производственный опыт. Соседку Светлану старушка Сидорова уважала, даром, что та ещё молодая: работала девушка много, тишину и порядок соблюдала, мужа-пьяницу из дома выставила, животные её – кот и собака – в подъезде не гадили, по-пустому не орали. К Канаде Аэлита Васильевна тоже относилась неплохо, вреда для российского человека в ней не видела никакого, – так что цветы поливать согласилась сразу. Даже подарки, которые Светочка обычно привозила соседке из большого уважения, на согласие это влияния не имели. Хотя конечно, подарки – штука приятная.

Аэлита Васильевна тщательно заперла дверь своей квартиры на три замка, лёгким шагом пересекла пространство лестничной площадки и остановилась перед дверью квартиры номер двадцать два, держа наготове соседкины ключи. Ребристый резиновый коврик у её ног съехал к самому краю дверного проёма и лежал там, нелепо и криво. Сидорова сурово покачала головой и ногой передвинула тёмный прямоугольник на положенное ему место. Ключ в замочной скважине легко повернулся, и это немного примирило старушку с обнаруженным ковриковым беспорядком, однако второй ключ от нижнего замка ни за что не хотел двигаться, куда полагалось. Старушка в сердцах крякнула, вынула ключ, задев при этом ручку двери – с лёгким скрипом она распахнулась. «Неужто я давеча забыла замкнуть на второй ключ?» – мелькнула мысль, и настроение Васильевны начало стремительно опускаться. Чуть было совсем не упало, но тут она заметила на полу прихожей чужие туфли, пыльные и небрежно брошенные, – настроение сразу вернулось на место. Видать это Светланина гостья такая растрёпа, а у неё, Аэлиты, с мозгами пока всё в порядке.

Аэлита Васильевна прошла в большую комнату, служившую хозяйке квартиры гостиной, и обнаружила в ней большой беспорядок: на чайном столике две чашки – немытые, само собой, чайник, сахарница и прочая посуда. На буфетной полке разбросаны диски, и некоторые – какой ужас! – даже вынуты из коробок. Васильевна рассердилась так сильно, что не смогла вспомнить чуднóе имя Светланиной гостьи, которая ко всем своим недостаткам ещё и спала до сих пор, в то время как другие вполне порядочные женщины уже трудились, хоть бы и на чужой территории.

Васильевна с грохотом собрала чайную посуду, помня, тем не менее, о её хрупкости и практической антикварности, звучно протопала на кухню и открутила оба крана до предела. Все тщетно: девица со странным именем безмятежно спала. Аэлита начала всерьёз беспокоиться: не померла ли? Перепила с вечера крепкого чаю, а перед тем ещё кофе, да мало ли ещё чего, вот сердце-то и не выдержало. Старушка оставила залитые водой чашки и блюдца в раковине и поспешила в дальнюю комнату, именуемую спальней. (А надо бы – будуаром, но разве молодёжь о чём понятие имеет?) Дверь в спальню открыта настежь – если не померла, то совсем глухая. Аэлита Васильевна влетела в комнату, хлопнув дверью, на сей раз не нарочно.