Ольга Волошина - Частная жизнь Афродиты

– Тут душновато немного… И одуряюще пахнет духами, – это в брюнеткин огород камешек. – Голова закружилась. Открой окно, пожалуйста. Сейчас всё пройдёт.

Не пройдёт никогда! Я так и умру одинокая и несчастная, не узнав ласки его рук, не ощутив вкуса его поцелуев. Хочется ведь всегда недостижимого. Ну мало ли вокруг меня мужчин, которые бы с радостью сделали для меня всё? Честно признаюсь себе: мало, ничтожно мало. Ни одного практически нет.

Муж Толик, пребывающий дома на нашем общем диване, купленном в дорогом мебельном салоне, – не в счёт. Его привычно кислая физиономия мне давно надоела. Как меня угораздило вступить в этот нелепый брачный союз? За пять лет опостылевшей семейной жизни нам ни разу не удалось мирно договориться ни по одному важному или даже пустячному вопросу. Никаких общих тем мы так и не нашли, совместных интересов не обнаружили.

Вечно ноющий, всем недовольный, ленивый и жадный до денег (моих, к слову сказать) Толик – вот мой удел. Ничего другого, видимо, я не достойна.

***

В просторном кабинете с окном во всю стену, с добротной светлой мебелью, сделанной на заказ, я всегда ощущала свою значимость. Здесь, в клинике я главная: уважаемая, умная… В этом кабинете я всегда уверена в себе, становлюсь красивой женщиной. А мои крупные черты лица окружающим кажутся выразительными…

Но сегодня грусть и безысходность не отпускали и тут. Тоска не рассеивалась, одиночество давило, казалось безнадёжным. Там, за пределами клиники я обычная одинокая баба, измученная бытом и мелкими семейными склоками. А хочется так немного: капельку счастья, чуть-чуть любви.

Если очень сильно хотеть, наверное, можно получить желаемого… дамского угодника, честно говоря. А ведь и Казанова, вероятно, когда-то женился. Надо бы навести справки, как там у него сложилась жизнь к закату. Хотя с другой стороны, заката бурной молодости Стаса Епифанова я не хочу. Хочу сейчас, пока он ещё такой непредсказуемый и безрассудный, жутко талантливый и недопустимо красивый! Но что за прозаическая у него фамилия – Епифанов?

Из холла послышался смех, я отложила так и не раскрытую карту очередной пациентки и вышла из кабинета.

– Ой! – заметно смутилась самая молодая наша врач Катюша Романенко, – а я как раз хотела с вами проконсультироваться, Флоренция Сергеевна, по поводу той дамы с аллергией на антибиотики, Анастасией Аристовой. Ну, вы помните, наверное, её ещё Иван Петрович к нам направил.

– Пойдёмте, Екатерина Дмитриевна, в ординаторскую, и вы мне всё подробно расскажете.

Катюша окончательно растерялась, словно я предложила ей сдать без подготовки экзамен по хирургии, или того хуже – анатомии, и судорожно замахала перед своим покрасневшим личиком глянцевым журналом, сжатым тонкими пальчиками с аккуратными коротко остриженными ногтями.

– И что с ней, с этой Аристовой? – вернула я девушку к упомянутой пациентке, удобно устроившись за большим столом и подставив собственное разгоряченное лицо легкому ветерку из приоткрытого окна. – Она не смогла пройти полный курс лечения?

– Ну да, не смогла из-за этой своей аллергической реакции, – с готовностью подхватила Катюша и выпустила вконец измятый журнал из вспотевших ладоней. – Мы назначали лечение по обычной схеме на фоне антигистаминных препаратов, но ей все равно стало плохо после четвёртой инъекции.

– Придётся попробовать курс метаболической терапии, – я придвинула к себе стопку листочков и записала новые назначения для пациентки Анастасии Аристовой, видной дамы не первой молодости, но всё ещё лелеющей надежду обзавестись уже поздним, но таким желанным ребёнком.

Катюша благодарно покивала, подхватила листочки наманикюренными пальчиками и выпорхнула из комнаты. Журнал «Красота и здоровье», раскрытый на двадцатой странице так и остался лежать передо мной на столе. Рассеянно скользнула взглядом по тексту: «Каждая женщина получит шанс…» Так уж и каждая!

***

День выдался тяжёлый. Двух совсем молодых женщин пришлось направить на серьёзные операции, к тому самому Ивану Петровичу Тимохину. Ещё одну измученную длительным лечением, непривычно по нынешним временам многодетную мать всё-таки нужно долечивать в стационаре. А она так надеялась этого избежать.

Если бы неприятный диагноз я сообщала той самой длинноногой и большеротой блондинке, была бы я сильно огорчена? В конце концов, я и сама всего лишь баба, со всеми вытекающими разнообразными эмоциями.

И бесплодие, снова бесплодие, такое тягостное и безнадёжное. А мне так нравится произносить волшебные, оптимистичные фразы типа: «У вас всего лишь… и напрасно было так переживать!» В такие минуты я чувствую себя почти всесильной владычицей этого небольшого стерильно-белоснежного мирка. Но, в сущности, эти женские тела, такие лелеемые своими владелицами, предназначаемые ими для счастья и любви, – так хрупки и ненадёжны, что иной раз и самой заплакать хочется. Пройдёт ещё лет, эдак, пять, и я привыкну ко всему и зачерствею, как и положено практикующему врачу. По-другому, верно, не бывает. Человек приспосабливается ко всему обидному и горькому довольно быстро и легко. На бесконечное сострадание сил и терпения никому не хватает.

И между всех этих печалей и болей – я сама, жаждущая своего, совсем особенного, эксклюзивного счастья. И глупо, беспричинно верю, что все эти беды пройдут мимо меня, ведь может изредка и такое случиться?

«Каждая женщина получит шанс »!Где тут у меня завалялся тот журнальчик… Вот она, статья о новых волшебных методах профессора Самойлова-Дмитриевского. «Мечта станет реальностью и останется с вами на всю жизнь ».Банально и не вполне правдоподобно, но… признаться, очень притягательно. Люди никогда не перестанут верить в чудеса, особенно женщины… Вот хоть бы и я, до нелепости легко и охотно верю в обещанные профессором сказочные превращения. А что мне остаётся!

Если есть хоть какой-то шанс, я его получу за все сокровища мира. И плевать мне на любые уловки всех на свете блондинок. И очень кстати я давно не была в отпуске, кажется, года два. Или больше?

Взглянула в зеркало: белые одежды очень красят женщину, даже если это – униформа врача!

«Ожидание не всегда приближает нас к цели. Можно терпеливо до умопомрачения ждать поезда там, где он не проходит».

Богомил Райнов «Что может быть лучше плохой погоды»

Сознание я все же потеряла, но боли не почувствовала. Не знаю, сколько это длилось. Открыла глаза: белый потолок, яркий свет. Приглушённые голоса совсем смолкли. Затем мужской голос произнёс:

– Ну, вот и славно, вы молодцом. Ничего ведь страшного с вами не случилась. Лежите, лежите, не так быстро, а то голова закружится.