Элти В. - 1415131131738

Обещание не останавливает её мозг от перебора деталей, событий, возможностей той ночи, словно судоку миллион на миллион ячеек. Чистя зубы, расчёсываясь, целуя Чипа, она не прекращает думать: как бы отреагировала Калтя на незнакомку? какую бы подсказку оставил Эрвин? где бы попыталась спрятаться Арта? Это была пятилетняя девочка, достаточно непоседливая и юркая, её могли недооценить, она могла вырваться и укрыться в гараже, но по всхлипам её находят и прицеливаются в голову, приказывая выйти, а она только сильнее всхлипывает и унижено выползает…

Эди плещет ледяную воду в лицо – нужно найти маму. И тихие звуки с кухни быстро её выдают. Солнечными выходными днями уют сам назревает вокруг неё через звон посуды и сладкие ароматы из духовки. Но в остальном их кухня ничем не похожа на картинку с пачки смеси для печенья. Обои над печкой забрызганы жиром, старая скатерть начала расходиться по шву, на ней чашка со сколом, а сбоку от заржавевшей мойки крутится мама – такая же посеревшая, как и всё вокруг неё.

– Мам, давай помогу, – предлагает Эди и нагло отодвигает её от столешницы, забирая нож.

– Если этого не хватит, – указывает та на свиные рёбра, – просто порежем тебя.

– Тепло материнской любви.

Она знает, что её футболка измазана зубной пастой, а на коленях штанов состарившиеся пятна от травы, но:

– Это не повод меня третировать, знаешь. Во-первых, я не выбирала жизнь, где с утра нужно вставать, во-вторых, я не виню траву за то, что она красится, – рука с ножом ловко вырезает кости, а глаза искоса наблюдают за мамой, что чистит картофель чёткими движениями резчицы. – В-третьих, пятна на одежде не определяют личность и сама одежда не имеет значения в отрыве от наших вкусовых предпочтений, которые в большинстве своём, обрати на это внимание, сформированы под влиянием…

– Иисусе, – вздыхает мама, – я сожалею о моменте, когда научила тебя читать.

– И говорить.

Эди улыбается и бросает взгляд на маму в другом конце кухни, но на её лице ни света, ни лёгкости. Улыбка Эди растворяется в беспокойстве: с того момента, как родители рассказали ей всю историю, они словно перестали претворяться.Если раньше у Галица была дочка, которая смотрела на них без призмы сострадания, то сейчас у них не осталось пространства для игры в счастливый домик. Семья Ребекки была счастлива избавиться от необходимости претворяться, когда отец оставил их наконец. Многие семьи в классических для кого-то книжках страдали от притворств. Но только не под их крышей. На этом этапе понимания своей семьи Эди больше удивляется совпадениям с остальными людьми.

– Во сколько придёт Ребекка? – спрашивает мама, будто увлечённо раскладывая овощи на блюдо. Привычка зацикливаться на однообразных действиях в моменты глубоких переживаний сидит в ней столько, сколько Эди себя помнит.

– Через час. Пойду покормлю Чипа.

И, конечно же, Чип во дворе оставляет дополнительные следы на её футболке в порыве счастья.

– Привет, не виделись пятнадцать минут

От боли Эди морщится – он любит вминать когти в её живот от удовольствия, – но не отдаляется.Она кладёт ему одно свиное рёбрышко, что для Чипа лишь аперитив, но обещает:

– Не сдавай меня, и я отдам тебе свой обед.

Отвлечённый косточкой Чип ничего не обещает в ответ, но и не жалуется. Эди аккуратно гладит его спинку и радостно вздыхает: такие простые мелочи наполняют её сиюминутным счастьем. Оно длится меньше, чем счастье от сложной загадки, но и достаётся легче.

Спустя три маминых замечания Эди соглашается поменять футболку и, скрыв несформировавшееся тело под тканью,расслабляет черты лица в отражении. В зеркальную рамку всунуты шпаргалки из книги о человеческом поведении: «Трепещут крылья носа – злость», «Приподнятые щёки – недовольство», «Расслабленный рот – удивление», «Неподвижный взгляд – скрытие».

– Привет, Ребекка, – ровно произносит она и без спешки фокусируется то на левом, то на правом глазе. – Разве похоже, что я видела, как вчера тыпереспала с Трисс? – правая бровь взлетает, левая опускается, рот остаётся расслабленным. – Ну вот и не говори глупостей.

Кажется, без проколов.

– Уф!

Уперев локти в колени, она складывается пополам на стуле. Когда Эди не фантазирует о том, как преступники торговали её родственниками, мысли вьются вокруг сломанного маминого взгляда и громкого молчания отца. А когда не думает о родителях, вспоминает, что её тело жаждет секса.

Ещё неделю назад её главной проблемой было незнание разницы мужского и женского почерка, а сегодня её разрывает три конфликта.

В свете солнца, среди образцов и пыли, сияют листы бумаги – пустые бланки для заявлений в университеты.

Четыре конфликта.

– Агрх!

«Здравствуй, дорогая», – слышится приветливый мамин голос из гостиной.

– Что же, – поднимается Эди, – операция «Тройной агент на грани дурки».

***

Она даже не стесняется посмотреть папе в глаза, высыпая слой перца на свою картошку – он сам выбрал укоризненно молчать в её сторону, и сейчас не может даже привычно осадить: «Эди, столько острого опасно для желудка». Нет, теперь она наестся острого и задышит его огнём за то, как ведёт себя этот упрямец именуемый отцом, или умрёт в туалете. Он не прав и он же обижается, с ума сойти!

– Как дела в школе? – ласково спрашивает мама Ребекку, отдавая ей как гостье самый мясистый кусочек. – Сильно нагружают?

– Если честно, да, – кивает Ребекка и сразу берётся за вилку. – Та же биология – столько костей и областей мозга нужно выучить к итоговым, что я почти не гуляю.

– В самом деле? – миссис Галица косится на дочку. – По Эди не скажешь.

– Я эти темы и без школы знаю, – предостерегает она маму вилкой. – Даже не пытайся словить меня здесь.

– Ну да, ну да, —смиренно соглашается та. – Ребекка, у тебя есть мальчик?

«Ах, вот ты где поймать меня решила».

Чип под столом голодно поскуливает, но всё внимание Эди на Ребекке: её взгляд на секунду сползает, окунаясь в воспоминания, и брови неестественно застывают. Тише прежнего она отвечает:

– Нет, знаете, как-то сейчас… – она бросает взгляд на Эди, встречает въедливую пару глаз и больше на неё не смотрит. – Сейчас некогда. Экзамены на носу. А с парнями на свидания ходить надо…

– Ох, прямо надо, – хлопает себя по груди папа. – Эта тяжёлая участь привлекательных людей.

Ребекка смеётся этому чуть громче обычного – снимает напряжение от недолжи перед прозорливой Эди. Она быстро набивает рот едой, и хотя это обычная любовь между маминой едой и Ребеккой, даже Чип уже догадался, что она просто себя затыкает. Вместе с едой она прожёвывает волнение.

– А вы как? Как ваши дела, как… всё?

Можно ли сделать неловкость осязаемой? Ребекка на пути к успеху. Обычная Ребекка спросила бы, не заболела ли опять спина мистера Галица и не подсмотрела ли миссис Галица новый рецепт кофе в платном журнале. За десять лет знакомства она научилась не дрожать в компании взрослых Галица, насколько может быть комфортно подростку с людьми за пятьдесят. Именно это не сходится с Ребеккой нынешней, которая, словно на похоронах, боится специфицировать вопрос. Только с собственной тайной она, может, и справилась бы, но прятать своё знание о пожаре ей не удаётся. Слишком много для открытой Ребекки.