Елена Джейхан - Память плоти. Психологический детектив

– Вадим Саныч, а можно я вас Вадим буду называть? Вы же еще совсем молодой, и я молодая. А?

– Как ты себя чувствуешь, Алеся?

А. была чистой, Вадим это видел, иначе бы он отменил прием. Через пятнадцать минут он решился и предложил ей визуализировать тягу. Это было рискованно – провоцировать наркомана на контакт с тягой, но с А. нужно было рисковать, и Вадим, внутренне помолясь «Господи, помоги!», начал работу, и А. неожиданно отозвалась.

– Она малышка, маленькая меховая штучка, она сидит здесь, – А. ткнула в лоб пальцем с облупленным маникюром цвета фуксии. – Она такая уютная, миленькая, она мне ничего не сделает.

А. сглотнула, на ее лбу надулась жила, ее руки зачесались. Она заерзала, голос стал сладеньким, как у малышки. Вадим продолжил расспрашивать, пальцы А. шевелились, она гладила свою вену. Выждав, когда пациентка включится по полной, Вадим резко вырвал ее из тревожно-блаженных грез и поставил у зеркала. А. смотрела в зеркало, ее лицо неожиданно очистилось и приобрело осмысленное выражение. Вадим почти кричал:

– В глазах, за глазами. Смотри, Алеся, смотри на нее! Это не ты! НЕ ты! Ты видишь ее?

Алеся, не моргая, смотрела в свои глаза в зеркале. Изображение как будто двоилось: в зеркале отражалось чистое, измученное лицо несчастной девочки, и со сдвигом, может, на сантиметр, из-за ее глупенькой детской мордашки смотрело Оно. Вадим часто видел, как Зверушка, как он ее называл, показывает свой лик, он часто показывал лицо болезни своим пациентам в зеркале, и да, это срабатывало: пациент, может быть, впервые за долгие годы разотождествлялся со своей болезнью и видел ее ложно безобидный лик.

Алеся точно «хорошо пошла», Вадим это видел по ее серьезному взгляду, по морщинке на переносице, по слезам в уголках глаз. Он беззвучно дышал и молчал. Встреча состоялась, девочка выпросталась из липкого сиропа самообмана, она видела, как на мордочке милой «чебурашки» выражение сонного уюта сменилось адской яростью: Зверушка блестела глазами василиска и клацала зубастой пастью.

Алеся тяжело дышала, на лбу появилась испарина, она плакала. После диагностической Вадим собирался перейти ко второй части транса – терапевтической, он на мгновенье оглянулся, чтобы не промазать мимо стула, и не увидел, как Зверушка в мгновенье обернулась Зверем и проглотила Алесю, ее лицо в зеркале приобрело лживое и специфически шлюшечье выражение, она улыбнулась и ногтями одним резким движением разодрала свои предплечья до красных полос. Задрав юбчонку, рванула полоску стрингов, отшвырнула их под стол, порвала майку на груди так, что на пол полетели цветные пуговицы, весело и вызывающе взглянула на Вадима и заорала неожиданно громко и как будто радостно:

– Помогите! Насилуют!

Она орала до тех пор, пока в коридоре не послышался топот ног и в дверь не задолбили чьи-то уверенные кулаки. Вадим устало открыл дверь.

Сколько ни просил его главврач Батькович, сколько ни истерил на пятиминутках, Вадим не мог заставить себя работать с открытой дверью: не хватало деликатности, той безопасной интимности между психологом и пациентом, без которой никакие самые изощренные методики не работали. Вадим был в этом уверен, он закрывал дверь даже после того, как пережил нападение с ножом шизофреника Коли, который слез с иглы, но его хрупкая психика не справилась со столь кардинальными превращениями в его жизни. Тогда Вадим довольно-таки успешно встроился в бред больного, и они, можно сказать, рука об руку вышли из кабинета, чтобы сразиться с нашествием инопланетян.

Но сейчас все было по-другому. Батьковичу нужна была ставка для вышедшей из декрета жены нужного человечка из префектуры. Вадим это знал, и Батькович знал, что Вадим знает, все все понимали про эту гребаную жизнь. Хотя Вадим надеялся проскользнуть, отдать полставки и сохранить работу, но кольцо сжималось, главврач придирался к Вадиму и искал повода, и теперь повод был предоставлен. «Интересно, как он это обставит?» – Вадим курил и думал на крыльце диспансера, когда выскочила заполошная врачиха Юлька с испуганным лицом и шепотом «зовет». Вадим подшлепнул ее аппетитный зад, как бы подтверждая сексуальную перспективу, она даже не улыбнулась, и он уныло пополз в кабинет главного. Начальник важно смотрел в личное дело Ялова Вадима Александровича. Вадим сел на край стула с видом коровы, которую готовят на мясокомбинат. Батькович не тянул, не резал хвост по кусочкам, он вдарил сразу:

– Так, Ялов, звоним в полицию или пишем по собственному?

Вадим молчал. Батькович распалялся: должен же он был доказать себе, что не ссучился.

– Я тебе говорил: дверь не закрывать? Я тебе говорил: тихо сидеть? В бога решил поиграть: девку конченую полечить? Ты от чего ее лечить вздумал, она без мозгов давно?

Вадим заметил, что на столе Батьковича не только его дело, но и толстая медицинская карта Арефьевой Алеси Максимовны 1999 года рождения. Вадим вздохнул: «Орет, может, еще не решил?» Полутора ставок едва хватало на аренду убитой однушки в Кузьминках. На жизнь Вадим зарабатывал на тех пациентах, чьи родители еще имели веру и деньги на спасение своих непутевых чад. А источником частников был все тот же диспансер. На его территории все: и врачи, и психологи, и консультанты – набирали пациентов, а где еще их набирать, Вадим не знал. Это Юлька-докторица: капельницы может ставить, по объявлениям ездить. Опасно, но купировать запойных – прибыльное дело. У Вадима не было капельниц, ему нужно было устоять, удержаться, хотя бы полставки, хотя бы группу сохранить. Терапевтическая группа из двенадцати-пятнадцати человек была особой гордостью клинического психолога, ядро его успеха. Все знали: и пациенты, и их родители – попасть в группу к Ялову – все равно что ангел поцеловал – парни и девушки в ней были в ремиссии от девяти месяцев до двух лет, что равноценно чуду. Вадим приступил к борьбе:

– Денис Егорович, так как я мог ей отказать? Она записалась по району, или мать ее записывала. Она чистая уже недели три.

– Ты что, ее мочу на вкус проверял? Или Narcoscreen-ом тестировал? Ты сам себе придумал, что она чистая, а она на винте, может…

Батькович замолчал. Он почти попался, потому что был хорошим врачом и отлично понимал, что произошло, он даже уважал Вадима и хотел его сохранить, но ему нужен был ремонт в подвале и хотя бы одного этажа для платного приема, и Министерство финансировало только подвал, и без префектуры он бы не потянул, поэтому он молчал и думал, как ему и птичку съесть, и невинность соблюсти. Вадим пошел ва-банк:

– Группу не отдам.

Батькович поморщился притворно: полставки – как раз два занятия группы в неделю. Он кивнул:

– Кабинет сдашь. Пиши.

Потеря кабинета была чувствительным ударом, но он что-нибудь придумает. Вадим взял чистый лист, махнул заявление о переводе на полставки, переправил его на край стола начальника и спросил: