Владимир Гораль - Дознание капитана Сташевича

«Чёртова моя голова! Чёртовы контузии!» – успел подумать Вальтер и потерял сознание одновременно с умирающим на экране сумасшедшим русским царём.

Генрих фон Бравен

Август 1941-го

Моторизованный зондербатальон СС Gespenst 32 32 Gespenst (нем.) – призрак под командой штурмбанфюрера 33 33 Штурмбанфюрер – офицерское звание в СС соответствовало майору вермахта, однако, согласно принятой иерархии, было равнозначно подполковнику. фон Бравена входил в укрытый летней густой зеленью больничный городок. Батальону для выполнения задания пришлось выдвинуться на юг от города Червены, где подразделение уже проделало огромную работу по зачистке территории от евреев. Наименование места предстоящей спецоперации неподалёку от бывшей границы с Польшей являло собой образец совершенно непроизносимой славянской тарабарщины.

«Окнеф лёк», – Генрих ещё раз попытался воспроизвести вслух это лингвистическое безобразие, но не преуспел, а потому решил, что до конца операции будет именовать этот место попросту «Клиникой».

Остро отточенным карандашом фон Бравен зачеркнул на карте старое то ли украинское, то ли польское название и написал сверху новое немецкое – Klinik. Полюбовавшись с минуту на дело рук своих, Генрих почувствовал себя конкистадором великого рейха, чистильщиком от варваров, расширителем новых жизненных пространств и, наконец, героем германской нации. Эта мысль, как всегда, порадовала комбата и настроила его на рабочий лад.

Офицер распахнул пятнистую серо-коричневую дверцу бронетранспортёра и, проигнорировав ступеньку, молодцевато спрыгнул на чисто выметенную, мощёную жёлтым камнем дорожку. Сорокалетний Генрих фон Бравен пребывал в прекрасной физической форме и замечательном настроении. От природы худощавый и высокий австриец обладал, как и подобает арийцу, нордическим складом психики и отменным здоровьем.

Генриху сразу пришлось по вкусу добротно выстроенное краснокирпичное здание.

«Это и есть главный корпус самой больницы», – догадался фон Бравен.

Неведомый архитектор начала прошлого века был настоящим арийским профессионалом. Элементы готики он сочетал с тогдашним модерном. Получилось нечто симпатичное, смахивающее на резиденцию германского курфюрста начала восемнадцатого века. Три этажа, стрельчатые окна, высокие, стройные, словно фрейлины, башенки с бойницами. Само здание, длинное как змея, терялось где-то в зелени деревьев.

«Идеальное место для штаба и большой казармы, – удовлетворённо, полной грудью вздохнул австриец. – Тысячу раз был прав фюрер, когда говорил: «Настоящее безумие – это тратить ресурсы государства на содержание безнадёжных душевнобольных, несчастных, бесполезных для общества паразитов «».

После своего перевода из Польши на Украину Генрих имел аудиенцию с рейхскомиссаром Эрихом Кохом. От этой встречи у штурмбанфюрера остались самые неприятные впечатления. Толстый низенький плебей Кох выказал полное отсутствие воспитания и уважения к стоящему перед ним навытяжку офицеру и дворянину. Кох ненавидел родовитых военных, а потому, исходя лишь из одного непреодолимого желания напакостить очередному дворянчику, принялся требовать перевода личного состава батальона фон Бравена в боевые части Восточного фронта. В распоряжение Генриха вместо трёхсот пятидесяти отборных немецких солдат рейхскомиссар попытался всучить грязную славянскую банду, семьсот полицейских-украинцев из Галиции. Ему, герою французской кампании, предлагалось принять под командование шваль, толпу неполноценных унтерменьшей. Штурмбанфюреру, чтобы избежать такого позора, пришлось обратиться за содействием к самому Розенбергу, благо в это самое время тот находился на Украине с инспекцией. Рейхсляйтер пошёл навстречу любимцу фюрера, а Кох не посмел возразить главному идеологу НСДАП. Тем не менее злобу на строптивца фон Бравена могущественный толстяк затаил.

В окружении шести офицеров, командиров трёх рот и их заместителей, фон Бравен вошёл со стороны главного входа в просторный приёмный покой больницы. Перед этим солдаты тщательно обыскали здание, но ничего подозрительного не обнаружили. Оставшийся медперсонал, не успевший или не пожелавший эвакуироваться со спешно отступавшими русскими, солдаты заперли в столовой. Пациентов же оставили в их палатах. Как выразился первый среди офицеров батальона чёрный юморист гауптштурмфюрер 34 34 Гауптштурмфюрер СС – офицерское звание в СС, соответствовало гауптману (капитану) вермахта. Миних, «дожидаться выезда на пикник».

Генрих недолюбливал Миниха. По его глубокому убеждению, грязная и неприятная, но необходимая для будущего Рейха работа, которой он руководил, не подлежала легкомысленному вышучиванию. Напротив, всякий неглупый офицер был просто обязан относиться к генеральной зачистке их общего немецкого жизненного пространства с подобающим уважением. Так должно было быть, но так не было. Большинство офицеров вермахта при общении с ним выказывали едва прикрытое благоразумной маской холодной вежливости презрение. В их глазах фон Бравен не раз замечал плохо скрываемую брезгливость, словно они вынужденно общались с дурнопахнущим золотарём.

И это при том, что он был единственным родовитым командиром, да и просто офицером с дворянской приставкой «фон» в списках личных составов воинских спецчастей. Таких же, подобных Gespenst, команд и батальонов, занимающихся «генеральной уборкой» на вновь присоединённых к рейху территориях. Барон Генрих фон Бравен сам проявил инициативу, сам вызвался принять командование над своим действующим подразделением, работающим как часы «Призраком». Более того, он сам и придумал это его нынешнее наименование – Gespenst. И уж конечно, Генрих не был трусом. Фон Бравен не раз выказывал свою воинскую доблесть как во Франции, так и в Польше. Война с большевистской Россией явно шла к победному концу. На фронте прекрасно могли обойтись и без его, фон Бравена, помощи. Кто-то должен был начинать грязную работу в тылу. В первую очередь Генрих являлся верным солдатом фюрера, вдохновенным идейным бойцом партии, и уже во вторую или даже третью – дворянином, «голубых кровей» бароном, отягощённым весьма и весьма устаревшим дворянским кодексом чести.

И уж конечно, никто не знал, никто даже не догадывался, какой катарсис, какой подъём арийского духа переживало всё естество Генриха, когда он лично, да-да, именно лично, принимал участие в ликвидации очередной группы недочеловеков. И пусть сейчас все бывшие друзья с надменными лицами отвернулись от него. Придёт время, и они поймут! Все они примут и оценят его идейный, его истинно арийский порыв!