ДМИТРИЙ ВАГНЕР - ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК. Детективный роман о черной магии

Её со страшной силой тянуло в парк. Но для этого не было причин. Выходит люди, с которыми она познакомилась в парке, были частью заговора. Мужчина с девочкой и очень подозрительная, любопытная девушка.

Неужели они?

«Дело о скелете» куда глубже и серьезнее, чем она думала в самом начале. И вот, что удивительно: мысль о том, что Нуабель – источник взрывных сенсаций, пришла ей на выставке неизвестных художников. Такого никак не могло быть. Обычно идеи она черпала из книг и кино, из случайно брошенных фраз. Но в картинной галерее внимание привлек портрет женщины, очень похожей на Ивонн, и в то же время не похожей.

Какая связь между портретом и Нуабелем?

Голова у нее вспухла от вопросов. Ивонн привыкла к тому, что всему и всегда есть логическое объяснение. Однако в цепочке ассоциаций, между портретом и глухой провинцией с населением в триста тысяч человек, зияла огромная дыра.

Ивонн подала знак официанту. «Еще кофе».

Перевернула страницу блокнота. Мысленно вернулась в парк, в четвертое августа.

Она обязана вспомнить всё, каждую мелочь. Докопаться до дна.

«Дело о скелете» не просто журнальная статья. Это будет бомба.

Ивонн взяла в руку мел. Тот лежал на асфальте – зеленый цилиндр, новый и длинный, как указательный палец. Она повертела его в руках, на всякий случай оглянулась по сторонам – возможно, дети заявят права на свое сокровище.

Рука зависла над блестящей мраморной поверхностью – вот так же точно, как она с шариковой ручкой в руке замирает перед тем, как записать мысль – а потом опустилась и прочертила вертикальную линию длиной с локоть.

Мел раскрошился. Ивонн сдула зеленую пыльцу и увидела, что линия получилась тонкой и незаметной. Она прочертила еще два раза. Добавила две косые черты – стало похоже на половину рождественской ёлки.

Она задумалась, закусила губу. Неподвижно уставилась в сторону, но вряд ли происходящее в голове можно было назвать мыслительным процессом. Она слушала. Окружающий шум, словно громкий, неразборчивый шепот, делился на говор, вскрики детей, плеск воды и смех.

Рука с мелом задвигалась. На этот раз к вертикальной линии прибавились четыре горизонтальных отростка, как у расчески с обломанными зубцами. На третьем отростке, в середине, появился кружок. Затем слева, на верхней ветке, еще один отросток – из середины вверх, на северо-запад или на десять с половиной часов, как сказал бы опытный снайпер.

Ивонн смотрела на рисунок с удивлением, нараставшим по мере того, как она начала догадываться, а следом уверилась – что-то в ней настойчиво говорило об этой уверенности – в том, что и этот парк, и фонтан, и фигура, нарисованная как бы случайно, были спланированы и посланы в ее жизнь чужой волей.

Слишком гладко сложились события последнего часа. Подозрительно легко.

Перед любым делом Ивонн всегда колебалась. Проблема выбора служила движущей силой, чем-то вроде заводного механизма. Но здесь она скользила по наклонной плоскости.

Ивонн подняла глаза и осмотрелась. Толпы людей вели разговоры, ели, смеялись. Никто не обращал на нее внимания. Молодежь и старики, родители с детьми. Матери с колясками. Однако ее посетила уверенность, что в этой толпе за ней наблюдали.

Чужое внимание притягивает. Но если тот, кому ты так сильно нужен, успел отвернуться, ты никогда не сможешь его поймать.

Ивонн смотрела на каждого, кто вызывал подозрение. Они беспокойно вертели головой, и она переходила к другому.

В стороне от центральной аллеи на скамейке сидел мужчина, одетый в точности по совету модных журналов – кремовые шорты выше колен, голубой джемпер и синие мокасины. Он обнимал со спины крошечную девочку – лет пяти – в белых шортах и майке, уткнулся носом в пружинки белых волос и говорил ей на ухо.

Ивонн прикончила еще две чашки кофе. Перед этим правда успела сообразить, что перегибает палку, и заказала без кофеина. Утром ее, как пить дать, будет колбасить. Зато строчки в блокноте перестали прыгать, как запряженные блохи.

Толстяк за барной стойкой, судя по наблюдениям Ивонн, основательно подсел бармену на уши. Новых посетителей не было, и бедняга просто не мог найти повода отлучиться. Сначала он поддакивал и кивал, но теперь он слушал вполуха и последние полчаса протирал стакан белым как снег полотенцем. Она посмотрела вправо, на угловой столик. Старик все еще был там. Свет из камина бликовал на бутылке вина, бордовые всполохи пламени отражались в лакированных ботинках. В тени, где он прятал лицо, мерцали две серебристые точки.

Ивонн заключила, что у старика для слежки самая выгодная позиция. Он может говорить в микрофон, и она вряд ли это узнает.

«Интересно, – подумала Ивонн, – они тоже замешаны?»

«Интересно, – подумала она через минуту, – паранойя – это тоже симптом? Или ей просто нужно поспать?»

Скорее второе, чем первое. НО прежде всего работа. Слабый, но дружеский внутренний голос твердил Ивонн, что нужно дожать эту сцену, вспомнить и записать, как можно больше подробностей. Потому что утром… что будет утром она не хотела думать.

Она вернулась к блокноту.

Фонтан, скамейка, мужчина и девочка. Они наблюдали за ней. И они говорили О НЕЙ.

Там, на гранитном бортике у фонтана, Ивонн поставила в уме галочку обязательно занести этот момент в блокнот, когда снова окажется в номере. Про мужчину, девочку, и прочие, вроде рисунка зеленым мелом. В журналистике подобные наблюдения, пожалуй, самое важное.

Дьявол в деталях. Совершенство в мелочах.

Глядя на сладкую парочку, отца и дочь, Ивонн вспомнила Курта, бывшего мужа. Представила, как он и Софи сейчас вместе проводят время. Вот так же, как эти двое. О той новой женщине думать ей не хотелось, но глупо, конечно, не принимать ее во внимание. Десять шансов из десяти, что они втроем прямо сейчас.

Девочка чесала голую ногу в том месте, где кончались шорты, улыбалась, смотрела на Ивонн через площадь, и кивала тому, что говорил ей мужчина. Ладонью он гладил ее живот. Его колючий подбородок прижался теснее, а суровые губы коснулись щеки. Потом он полез в коричневую кожаную сумку и достал бумажник. Девочка освободилась от объятий, повернулась к отцу и заправила прядь волос за ухо. На мочке незамедлительно вспыхнула белая искорка.

Не укрылось от Ивонн и то, как девчонка украдкой стрельнула глазами в сторону фонтана, повернулась к отцу, нетерпеливо топнула, а золотистые кудри запрыгали на ее голове. Она выхватила купюру, и, увернувшись от жилистой руки, побежала к цветочному лотку.