Агния Шугурова - Бычки в томате. Иронический детектив

И еще одного, самого лютого, зверя во всем этом личном зоопарке – профессиональное выгорание. Зверюга уничтожает исподтишка, медленно и аккуратно, день за днем безжалостно убивая все, что вкладывали в тебя любящие родители и мудрые учителя. Жизнь поворачивается к тебе той самой, «роскошной», стороной. Поняв, что больше не может жить с тотальной ненавистью ко всему живому, ходящему на двух ногах, Дуня просто ушла. По ночам ей продолжали сниться кошмары, в которых она ставит подключичку, стоя на четвереньках в клумбе, на которую с третьего этажа неудачно упала бабуля. Дуня знает, что бабуля не жилец. Дуня делает свою работу. Счет идет на секунды. В машину на жестком щите. Трубу семерку, срочно! Дышит сама, довезем? Не, давай на аппарат, чтоб уж наверняка. Водила выдает чудеса на виражах, бригаду швыряет об стены, как тряпичных кукол. А что вы хотели? Не все, кто мирно крутит баранку и раздраженно посматривает в зеркало заднего вида, уступают полосу истошно орущей желтой колымаге с надписью «Реанимация». У Дуни при звуках сирены до сих пор половина лица дергается. Она до сих пор просыпается в слезах. Она до сих пор помнит имена, фамилии и адреса спасенных и не спасенных ею людей. В кои-то веки сегодня приснился нормальный сон! А Его Величеству Модесту приспичило пожрать. Вон, как уплетает своих бычков в томате.

***

Решение бросить работу, которой Молодцова отдала всю свою жизнь, было внезапным, окончательным и бесповоротным. Прочным и неотвратимым, как бетонная плита, которая стремительно падает на голову. Дуня поняла, что еще немного – и с ней произойдет что-то очень страшное. Лучше живая собака, чем мертвый лев, – думала она. По крайней мере, в виде живого представителя фауны она еще может что-то сделать для своих близких. Потягивая крепкий несладкий кофе, Дуня вспоминала своих друзей и коллег, которые ушли в мир иной молодыми, оставив детей, родителей. А шарик продолжает крутиться… А мир продолжает жить дальше… Море шумит, солнышко светит, ветер дует, люди перекусывают в кафешках, сидят в телефонах, бегают по магазинам… Молодцова стряхнула слезу в чашку с кофе. Она, конечно, до сих пор корит себя за малодушие, за страх, за слабость. Она пытается заполнить образовавшуюся пустоту в сердце, она наконец-то имеет возможность заняться любимыми хобби…. Однако противный внутренний голос зудит в ухо: «Молодцова – дезертир!». К тому же ей сорок шесть, как-то поздновато начинать жизнь с чистого листа.

– Вышла я из ресторана: замуж поздно, сдохнуть рано! – громко пропела Дуня. Модест икнул, прижал уши и посмотрел на хозяйку такими глазами, что Дуня поняла – жить надо здесь и сейчас. Хотя бы ради этого шерстяного бегемота, у которого от удивления из угла рта свесился недожеванный хвост бычка. Она подняла эти свои шесть килограммов счастья на руки и чмокнула в нос.

– Все. Пошли спать! И не смей меня щекотать своими усами, ты же знаешь – я не люблю усатых мужиков! Ну, разумеется, кроме тебя.

Божественное осеннее солнце краем глаза с любопытством заглянуло в темную гостиную, бросив мягкий луч на старинный комод из мореного дуба. Но тут же отвело свой взгляд, потому что Солнцу стало понятно, что здесь ему не рады. В одной из самых больших в доме комнат с высокими потолками и стрельчатыми витражными окнами не было места свету. Темные гобелены на стенах с рисунком в виде струящихся причудливых растений и диких животных захватывали в плен случайные шальные лучики, а тяжелые бархатные темно-бордовые драпировки на окнах выносили им окончательный приговор. На стенах висели огромные портреты величественных хмурых людей – мужчин в старинных камзолах и нелепых шляпах с перьями и женщин в платьях с необъятными кринолинами. Несмотря на непривычно теплую в этом году в Германии осень, в углу горел камин, глухо потрескивали поленья, по которым пробегали ярко-красные огненные змейки и изредка судорожно вспыхивали язычки пламени. Причудливые тени ложились на чопорные лица нарисованных вельмож, от чего казалось, что они злобно гримасничают и постоянно за всем наблюдают. Прямо под картинами, а, точнее, спинкой к ним, стоял безумно старый, дорогой и ужасно помпезный диван с высокой спинкой, вычурными резными подлокотниками и выцветшей гобеленовой обивкой с каким-то крупным цветочным орнаментом. Диван, безусловно, очень гордился своим возрастом, происхождением и, конечно, своей стоимостью. Можно даже было в прямом смысле сказать, что это варварское великолепие «знало себе цену», поскольку, как только кто-нибудь в этом доме по великому недоразумению вознамеривался усадить в него свою пятую точку, этот «кто-нибудь» тут же начинал беспричинно паниковать и искать другой плацдарм для мягкой посадки. К тому же возникала необъяснимая уверенность, что, стоит только устроиться на этом диване поудобнее, как один из шаловливых картинных дворян плюнет тебе за шиворот.

Вся обстановка комнаты вызывала какой-то странный, средневековый трепет. Впечатление усиливал стоящий в углу под старинными часами рыцарь в полный человеческий рост. Само собой, доспехи были пустыми, но порождали навязчивое желание постоянно оглядываться в их сторону. Это уже вошло в привычку у всех домашних, и они откровенно потешались над гостями, когда вдруг именно в этой гостиной кто-нибудь из гостей начинал беспричинно озираться. «Вишенкой на торте» во всем этом мрачном великолепии были мыши, которые чувствовали себя единственными и полноправными хозяевами величественного жилища. Более того, мыши были полностью уверены в своей безграничной власти! С ними боролись в течение многих веков различными методами, но ни жестокость, ни хитрость, ни химия не помогли; мыши жили в замке с его рождения, они умрут вместе с ним. Однозначно, мышиная возня в вентиляционных шахтах была фоновым шумом и не доставляла владельцам жилища особых проблем. Многие годы большая часть замка не использовалась вообще. Приводились в порядок и отапливались только одна из гостиных, кабинет, две спальни, две гостевых комнаты, три санузла и широкий коридор. Несколько лестниц соединяли все эти пригодные для жилья помещения с общим огромным холлом внизу. Остальная львиная доля монументальной постройки двенадцатого века была наглухо заколочена и отдана на откуп мышам и привидениям.

Красивая девушка лет двадцати восьми расположилась в объятиях безразмерного кресла, положив ножки в ковбойских сапогах на журнальный столик с инкрустацией из красного дерева. Она была единственным не вписывающимся в обстановку предметом в этой комнате – юная, цветущая, с, вьющимися, распущенными по плечам светлыми волосами, в голубых обтягивающих стройную фигурку джинсах с рваными коленками, в яркой блузке с глубоким декольте. Девушка громко разговаривала по мобильному телефону, чем вызывала новые и новые приступы праведного гнева на лицах картинных вельмож.

Читать дальше