Кирилл Берендеев - Тринадцать секунд

– Так это твоя работа, сволочь! Нет, я как чуял, я просто ждал, что рано или поздно ты…. А ну отдай немедленно, пока я тебя по стенке не размазал!

Договорить он не успел, поскольку Окунев, извернувшись, старательно влепил правой в челюсть. Щукина отшатнуло, он взревел снова, и словно медведь, пошел на своего противника. Окунев ударил еще раз, левой, но промахнулся, попав в плечо. Щукин вцепился в противника и с маху шарахнул того об стену, на что Окунев только крякнул, выдыхая излишки воздуха. И снова врезал по печени, раз, другой, войдя в клинч. Щукин будто не заметил этого, он развернулся и махнул Окунева об железную дверь, которая немедленно выдавила меня из холла в коридор. И захлопнулась, так что все эти зловещие рычания, сопения, хрипы, и удары, доносившиеся из обоих глоток, оказались вне поля моего зрения. Спохватившись, я немедленно приник к глазку, с большим интересом наблюдая за поединком.

В этот момент дверь лифта снова распахнулась. Раздался знакомый клич «стоять, милиция!», но на сей раз куда громче и убедительней. Из кабины высыпалось человек пять омоновцев в черном камуфляже, с масками на лицах и автоматами наперевес. Мгновение еще продолжалась какая-то неясная в глазок борьба, а по его прошествии, обоих дерущихся уложили на пол, обыскали, хотя что можно найти у Щукина, непонятно. Старший группы поднес ультрафиолетовый светильник к пальцам лежащих, убедившись в их новоприобретенной от банкнот – даже мне было видно – светоотражательной способности. Довольно хмыкнув, он распорядился поднять обоих; Окунева и Щукина немедленно заковали в наручники и затащили в лифт. Правда, вышел конфуз, лифт не захотел везти столько народу, указывая на перегруз, двоим омоновцам пришлось ехать отдельным рейсом.

Когда шум лифтов стих, я снял перчатки, на которых без сомнения, тоже были бы видны следы краски от купюр, и сунул их поглубже в карман. И тут за спиной почувствовал чье-то присутствие. Быстро обернулся.

– А, это вы, молодой человек, – передо мной стояла Окуневская соседка. – Что это за шум тут был?

– Окунева забрали, – честно ответил я, сам еще не пришедший в себя после случившегося. – ОМОН прибыл.

Старушка обомлела.

– Так это что… вы за ним с эскортом прибыли? – пролепетала она, пошатнувшись и прислонившись к двери. – Это из-за того, сколько он задолжал горэнерго… так что ли?

– По совокупности, – пробормотал я, не зная, что сказать. Старушка посмотрела на меня, совершенно обомлев от услышанного, а затем поспешила удалиться, немедленно и на оба замка заперев за собой дверь.

Я выбрался из дома, и некоторое время просто стоял у подъезда, не зная, куда податься и что делать. Ситуация вышла странная, как ей воспользоваться, я не мог сообразить с ходу, а потому отправился домой, предположив, что следующее утро будет мудренее утра этого.

Так оно и вышло. Сама ситуация, как водится в случаях со мной, пошла своим порядком, не обращая на главного героя малейшего внимания.

Начать с того, что за Щукиным было установлено, уже месяц как, негласное наблюдение, и эти шестьсот Франклинов, что ему подсунули в качестве взятки, специально подготовила комиссией, буквально по крохам собравшая сумму в нужных купюрах с друзей, родственников и знакомых, поскольку резервы фонда областной прокуратуры содержали лишь десять тысяч обычных рублей. Собрав нужную сумму, комиссия пометила их несмываемой краской, – на каждой купюре оказалась надпись «взятка», хорошо видимая в ультрафиолете, – и вручила столоначальнику через подставное лицо. Далее, после прибытия комиссии, предполагалось проверить пальчики Щукина и задержать его, а затем устроить обыск дома с целью раскрытия всего механизма махинаций. В резинку одной из пачек, как выяснилось, был вмонтирован радиопередатчик, позволяющий точно определить местонахождение взятки.

Ну а то, что я по случаю влез в хорошо спланированную операцию, явилось неожиданностью для всех сторон. Особенно, когда взятка стала стремительно перемещаться по карте города в неизвестном направлении; ожидавшим в засаде омоновцам пришлось все бросать, и по требованию взволнованной комиссии мчаться из кафе, где они подкреплялись перед операцией по задержанию, на поиски проворно уходивших денег – все-таки, напомню, не государственных, а собранных по сусекам.

В итоге, это привело милицию к той самой схватке у лифта, за которой наблюдал через глазок и я. Вот только вместо того, чтобы выдать меня как участника отъема у него взяточных денег, Щукин все свалил на своего ненавистного оппонента. Как Окунев ни отпирался, вместе с двумя нанятыми адвокатами, но в силу отсутствия прямых улик, по данной статье он пошел как соучастник, не поделивший барыш со столоначальником, главой всего предприятия. Но и самому антиквару оказалось не резон выставлять меня в качестве подельника, в этом случае Окуневу грозил куда больший срок, за организацию. А так он вместе посидел со Щукиным за одной скамьей, а затем, не вставая, перешел в ведение другого судьи, рассматривавшего непосредственно его дело, тут уж комиссия стала лишь детонатором скорейшего раскрытия Окуневских махинаций.

Впрочем, перед этим заседанием, по делу Щукина пострадало еще несколько человек, из состава паспортного стола. И даже директор нашей типографии. Выяснилось, что именно у нас печатались липовые регистрации, поставляемые столоначальнику. А еще, что через заместителя директора, полгода как уехавшего на покой в Ниццу, и теперь оттуда усердно извлекаемого, Окунев нашел несколько клиентов для своего «конфиската» из запасников антикварного салона. Клиенты показались Окуневу мелки, он решил расширить свое дело, попросил в нашей типографии сделать визитку посолиднее – и, таким образом, познакомился со мной.

На этом месте я снова мог бы фигурировать в деле, однако оно снова повернулось странным образом – в Питере тамошние служители фемиды задержали Щербицкого, у которого обнаружили вещи из антикварного салона. Как Вовка ни изворачивался, но был вынужден вспомнить, когда и где взял их. Окунев же, не видя в злоумышленнике знакомых черт – он все рассчитывал встретиться со мной, не раз поминал меня к месту и не к месту нехорошими словами, впрочем, не только меня, но и родичей всего следственного отдела прокуратуры, ведущего его дело, – решительно покачал головой, не признавая в Щербицком своего человека. Вот именно в этот момент кто-то из следственного отдела вспомнил об отправленной за решетку банде подростков, которая тоже утверждала, будто начала свой преступный путь с того, что некто кудрявый и в очках намекнул им на квартиру Окунева. Когда старшему из компании предъявили фото Щербицкого, тот возликовал, возликовал и каждый из компании. И даже на очной ставке с Вовкой, как утверждалось, они продолжали упорно тыкать в Щербицкого пальцем.