Влад Ревзин - Парижские тайны фрейлейн Руди

Значимыми делами и политикой занимались другие.

– Уве Клюг, – сказал старший инспектор горестно. – И какого черта ты делаешь?

– Вольф Функ, – в тон ответил Уве. – Могу спросить то же самое. Какой болван оторвал тебя от стола в отделе?

– По крайней мере я полицейский. А ты неизвестно кто.

– Неучтиво так обращаться с начальником.

– Бывшим.

Уве протянул руки и поправил собеседнику перекошенный набок галстук цвета мыши, попавшей в западню.

И в самом деле, начальником Функа Уве Клюг считался лишь до марта 1934 года. Тогда Функ отличался лишь одним качеством, – он прекрасно крутил баранку; как детектив он был никем.

– А теперь скажи мне, Вольф. Причина, по которой ты покинул кабинет и принес тяжелое тело сюда, случаем не носит фамилию Гаусс?

Функ запыхтел:

– Ты как гриф-трупоед, за полгорода чувствуешь покойника. Ехал бы ты своей дорогой…

– Откуда бы тебе знать повадки грифов? – спросил Уве. – Неужели ты выправил пропуск в городскую библиотеку? Или в зоопарк? Раньше кроме протоколов ты ничего не читал, да и те невнимательно.

– А ты все та же скотина.– затряс щеками Функ. -Уезжай!

– А кто же даст тебе пару советов, чтобы ты впечатлил своего нынешнего шефа?

– Ты хочешь сказать, что я не гожусь для расследования убийств? – вскипел полицейский.

Уве решил, что взял неправильный тон.

– Вольф, – сказал он. – Ты совсем не дурак и хорошо знаешь, с какого конца держать ручку с пером. Но на месте я всегда был… немного лучше. Давай поможем друг другу. Ты вкратце опишешь картину, а я помогу, чем смогу… чтобы ты не выглядел, как всегда, полным болваном.

Функ сжал зубы, но, видимо, крыть было нечем. Старший инспектор знал свой потолок, а нахал Клюг мог оказаться полезным.

– Тут нет никакой загадки, – буркнул Функ. – Свежий труп. Картина ясная. Полностью. Одна закавыка.

– Так убитый, – это Гаусс? Старший или младший?

– Старший сын, – неохотно ответил полицейский.

– Хельмут Гаусс, 21 год, сын дипломата; в последнее время вел себя необычно, – был замкнут, увлекся потусторонней чепухой. Изменил ритм жизни…

– Повесился, отравился?

– А вот и не повесился, – сказал Функ с превосходством. Потом почесал висок. – Но… ты его знал, что ли?

– Нет. Значит, убийство? Так в чем причина смерти?

Функ осмотрелся. Он прекрасно понимал, что обсуждение дела, где замешан труп, с посторонним, да еще бывшим полицейским, может стоить ему следующего звания. Сказал тихо:

– Перерезано горло.

– А ты чего здесь торчишь?

– Только что отправил подозреваемого в Управление.

– Ах ты, слоник… Какой молодец. Не прошло и, сколько, – часа, а у тебя уже подозреваемый.

Функ подозрительно нахмурился:

– Ну ты и жук, Клюг. Все вытянул, что хотел, – а про свое дело ни слова.

– Да потерялся тут один парнишка, его мамаша попросила его разыскать. Они вроде с этим были приятели. Ничего такого, – знакомая знакомой. Каждый уверен, что если я работал в полиции, могу творить чудеса. Не поверишь, обращались по поводу кошек и собаки. Черт-те что…

Функ простодушно усмехнулся:

– Как низко ты пал.

Из парадного вышел полицейский в униформе, глянул на шефа.

– Ну что там? – заорал Функ.

– Криминалисты закончили гостиную, старший инспектор. Врач осматривает убитого.

– Можешь курить. Жди, когда уедут. Тогда отправим тело в морг.

Уве сказал:

– Ну, не томи. Как все было; и в чем твоя закавыка.

Унылый слоник, кажется, забыл свое превосходство над Уве.

– Мать услышала шум в гостиной. Когда вбежала туда, жертва лежала на полу с перерезанным горлом. Над ним сидел младший брат, с ножом в руке. Кровь… мать упала в обморок, сейчас ее в спальне откачивает домашний врач.

– Это все, что она сказала? Ты ее допрашивал?

– Я же тебе доложил. Она в обмороке, про младшего брата рассказала горничная.

– Ну а в чем же ты сомневаешься? – спросил Уве.

– Картинка ясная… только братец отрицает, что это он ударил.

Клюг поправил Функу загнувшийся воротник пиджака. Воротник вытерся от долгого служения.

– Мне надо посмотреть тело.

– Уве, ты наглец.

– Я пытаюсь облегчить тебе жизнь. Посмотрю на покойника; версия у тебя есть, – поедешь получать поздравление за раскрытие по горячему.

Функ вздохнул:

– Внутрь не зайдешь. Ни-ни. Жди здесь. Сейчас санитары вынесут.

Ожидание включило две сигареты и размышления о дальнейших шагах.

Когда носилки вынесли, Уве поднялся с сиденья мотоцикла и подошел ближе. Шуцман поднял руку, но вышедший за носилками Функ кивнул:

– Пусть посмотрит.

Уве откинул простыню.

Под ней лежал молодой рыжеволосый парень, кожу лицо покрывали розовые прыщи. Мальчишка был некрасив, и рана под подбородком не делала его привлекательнее.

Уве осмотрел ранение. Санитары нетерпеливо переступали с ноги на ногу, как извозчичьи клячи.

– Смотри, Вольф, – сказал Уве, указывая пальцем на шею мертвеца. – Вот вход ножа, это справа. Потом нож ушел горизонтально на другую сторону, и здесь всего лишь вспорол кожу и расцарапал щитовидный хрящ.

– Ну и что?

Уве не ответил, поднял простыню выше и заглянул под нее.

– Так я и думал, – пробормотал он.

Завизжали тормоза. К полицейскому фургону подкатил золотистый «Хорьх 930V» с открытым верхом. Оттуда вынесло немолодого, хорошо одетого человека; он подбежал к носилкам, оттолкнул полицейского врача.

Уве отошел в сторону.

Посланник Фридрих Гаусс, отец парня. Уве ждал крика, плача, – но отец стоял молча, смотрел в мертвое лицо сына. Повернулся к Функу.

– Что я должен делать? – услышал Уве.

Санитары стояли, уставившись на носки своих ботинок. Старший инспектор зачастил тихо, забормотал убедительно.

– Хорошо, – рявкнул Гаусс-старший, коротко кивнул седой головой.

У советника была породистая голова, узкое лицо, короткая стрижка, сидевшая на черепе словно шлем, склеенный из идеально белой бумаги.

Он, широко шагая, двинулся к ступеням.

Уве в два скачка достиг Функа, схватил его за рукав, шепнул:

– Спроси его: младший брат правша? Если да, выйдешь, скажешь. Если левша, можешь допрашивать дальше. Понял?

– Иди к черту, – прошипел Функ и поспешил за прямой спиной дипломата.

Уве остался ждать.

Функ появился не скоро; подошел к мотоциклу, попросил сигарету. Закурил, сказал:

– Правша. И что? Говори быстрее, сейчас он проверяет, все ли в гостиной на месте. С ним мой инспектор, но это ненадолго.

– Это самоубийство, – сказал Уве с видом фокусника, достающего из цилиндра поросенка. – Предсмертной записки не было?

– Узнаю Клюга, – разозлился старший инспектор. – Почему самоубийство?

– Разрез, глупец. Удар нанесен в левую сторону горла. Потом последовало горизонтальное движение, которое разорвало кожу. Если бы младший брат был левшой, он бы ударил так же, – справа налево. Иначе пришлось бы выворачивать руку слева направо, и надрез не был горизонтальным.