Генрих Мамоев - Валютчики

Додумать не удалось – мотор «Бэхи» чихнул раз, другой, затем истошно закашлял и заглох. Я посмотрел на Тамаза. Он пытался завести двигатель но, судя по звуку, это была пустая затея.

– Твою мать! – выругался Тамаз, стукнул ладонями по рулю и открыл дверцу, выбираясь из машины.

Я вылез следом, за мной Давид, всеми частями тела показывая, что он-де предупреждал. Сделав вид, что не замечаю его мимических потуг, я подошел к открытому капоту, под которым уже возился Тамаз.

– Что случилось?

– Аккумулятор, наверно, – не поднимая головы, ответил Тамаз.

С машинами мне явно не везло. Сначала у Давида сломалась, затем путешествие на «Волге» с куклой в свадебном платье, и вот мы стоим в горах, где нет ни единого шанса «прикурить», поскольку за весь путь не встретили ни одной встречной машины.

– Придется толкать, – Тамаз захлопнул капот и, посмотрев на меня, негромко спросил: – скажешь ему?

– Куда толкать? – Я посмотрел на ведущую вверх дорогу, сомневаясь, что нам удастся разогнать машину до нужной скорости.

– Вниз, – ответил Тамаз, садясь за руль.

Вниз означало толкать «Бэху» по узкой дороге с частыми поворотами, которые вряд ли удастся пройти на скорости, но выбора не было. Кивнув повернувшемуся ко мне Давиду, я уперся ладонями в капот. Хрустнув колесами по гравию, машина тронулась. Присоединившийся Давид все пытался передать свое презрение то ли к Тамазу, то ли к его машине, но меня волновал только аккумулятор, поэтому игнорировал все его артистические потуги.

«Бэха» покатилась. До поворота было метров семь и если Тамаз не сможет завести сразу…, что будет, даже думать не хотелось. Скрепляющий мое тело пояс уже слился с мокрой от пота футболкой, и я прям чувствовал, как он подбирается к печени. Кто-то из мудрых учил, что причины неудач нужно искать в себе самом, но я не Конфуций и точно знал, что, вернее кто, причина всех этих приключений. Машина покатилась, но скорость была недостаточной. Рявкнув на Давида, я наподдал и дело пошло. До поворота было уже меньше метра, когда я увидел кивнувшего мне Тамаза и отпустил капот. Раздался негромкий стук, «Бэха» резко встала, с шорохом тормозя на гальке, заглушая остальные звуки. На мгновение показалось, что мотор завелся, но громкий чих и унылое лицо хозяина древней «Бэхи» убили надежду на скорое решение очередной проблемы.

Тамаз вышел из машины, посмотрел за поворот, повернулся ко мне.

– Там в горку, задом точно не разгонимся, – прикинул расстояние от нависающей над дорогой скалы до пропасти, – и здесь не развернуться! Придется ждать, пока кто-нибудь не проедет.

Положение было идиотским. Мы на горном проселке, где за все время пути не встретили ни одного автомобиля, и торчим с заглохшим мотором в какой-то ложбине на серпантине, где даже не развернуться!

Я посмотрел на статую под названием «Давид предупреждал».

– Марат же по этой дороге поедет к себе?

– Не знаю. Эта через Владик, а та, что вдоль реки, прямо к его селу ведет.

– То есть, здесь он не поедет, – резюмировал я, скорее, чтобы привыкнуть к мысли о спасении утопающего и в чьих оно руках.

– Есть карта?

Тамаз посмотрел на меня с удивлением, пожал одним плечом.

– А сколько километров до Владикавказа? – Я как робот собирал информацию, стараясь не смотреть на оробевшего Давида.

– 35, – подумав, уточнил, – может, 40. Не близко, в общем.

Вспомнился армейский марш-бросок на 25 километров по жаре до 50, с полным боекомплектом и бьющим по ляжкам противогазом. Дошла половина полка, и я был в другой. Не сказать, что воспоминание придало уверенности, но злость тоже подходила.

– Ладно, – я посмотрел на Тамаза, – мы с Давидом пойдем пешком. Если встретим кого-нибудь, попросим помочь тебе. Не встретим, пришлем машину из Владика.

– Да подожди, куда так торопишься? Еще покурим, а?! – Тамаз казался огорченным, что было вполне объяснимым.

– А если не проедет? Нет, лучше мы пойдем. Если кто-нибудь появится, заведешься и догонишь нас.

– Ладно, – Тамаз кивнул, – ты уж прости, что так, – посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Давида, – идите до развилки примерно километр. Там указатель. Не заблудитесь.

Кивнув, я достал из машины свою сумку и двинулся вверх по дороге, стараясь не дышать поднятой нами пылью. Шорох гальки за спиной и недовольное сопение подтверждали наличие спутника, которому я с большой радостью надавал бы подзатыльников – теперь мне еще и отвечать за гордого малолетку. Не оборачиваясь, кинул Давиду:

– Не отставай.

И прибавил шаг, надеясь, что не сдохну в таком темпе раньше юнца…

Вряд ли мы напоминали Бендера с Кисой, бредущих по Военно-Грузинской дороге, но что-то общее присутствовало – кругом горы, я правнук турецкоподанного, сбежавшего с исторической родины еще во времена Первой мировой. Аналогии так и лезли, особенно после того, как Давид достал из пакета похожую на колбасу чурчхелу, жестом предлагая мне половину. Недоставало лишь отца Федора, хотя в нашем случае я был бы рад увидеть еще кого-нибудь – лицо окончательно павшего духом Давида наводило уныние и всякие мысли о бренности земной жизни.

Пару километров спустя я понял, что основательно натер ноги в ботинках, на которых настояла Майя, выдвинув весьма спорное утверждение, что туфли – лицо мужчины. После небольшого спора она согласилась заменить лицо обликом, а я заплатить в пять раз больше обычного за какой-то чумовой (по словам Майи) бренд. Не знаю, насколько мой облик стал мужественней, но для ходьбы по горам эти ботинки точно не подходили. Впрочем, сменной обуви предусмотрено не было, и я продолжал идти по горной дороге, то и дело подумывая срезать вконец опостылевший денежный пояс.

Давид шагал в нескольких метрах позади. Остановившись на небольшой площадке, я обернулся к нему, наблюдая, как он волочит ноги.

– Далеко развилка?

– Не знаю, – устало ответил Давид, останавливаясь в метре от меня, – я сюда редко ездил. Один-два раза.

– Тамаз сказал, до развилки километр, а мы уже минут сорок идем. Может, он ошибся?

– Не знаю.

– А в какой стороне Владик?

– Там! – Указал Давид вправо, в то время как серпантин вился левее.

Ведущая через скалы тропа не казалась крутой, а соблазн срезать путь был велик.

– Не заблудимся?

– В горах? – с легким, но плохо скрываемым презрением спросило дитя гор.

– Сам же сказал, что редко здесь бывал.

– За этими скалами Дарьяльское ущелье, значит, и Владик там!

– Если пойдем в эту сторону, сколько срежем?

– Полпути. Или больше.

– Тогда пошли!

Самому себе я не казался таким уж решительным, но показывать юнцу одолевавшие меня сомнения не собирался.

– Здесь больше двух тысяч, – просветил Давид, неуверенно глядя на окружавшие нас вершины, – и все время в гору.