Натали Свет - Наследница. Роман

– А пальто, пальто у неё последний писк! – Добавил второй, – где продают? Я даме сердца такое куплю. Она мне сказала, что спит и видит такой фасон.

– А шляпа! Шляпа у неё – шедевр! – Заливаясь смехом орал третий, – выскочив из трамвая под их громкое улюлюканье, Лариска крикнула

– Дураки!

– Я могу вам предложить аванс? Скорее не аванс, а выплату за отработанные дни? – Лариска растерялась. Часто моргая ресницами, не узнав своего голоса, с испугом спросила.

– Вы меня увольняете?

– Нет! Ну, что вы, Лариса! Я просто предлагаю вам аванс, – Ивану стало не по себе.

– Вам необходимо купить обувь, – выдавил, наконец, он, после некоторого замешательства.

Лариска уставилась на свои башмаки, как будто видела их впервые и произнесла фразу, после которой Иван долго не мог уснуть

– Нам бабушкиной пенсии не хватает, поэтому у нас одни туфли на двоих, – просто ответила она.

***

– Да какая же ты никчёмная! – Начала громко ворчать бабка, вытащив из Ларискиного рюкзака, новые туфли, испачканные чернильной пастой.

– Бабушка, что случилось? – Закрутив кран с горячей водой, Лариска прислушалась

– Нет, ну что это что за девчонка, такая!? Нет мне покоя на старости лет! Испортила новые туфли! – Сокрушалась бабка, отчитывая Лариску и в хвост и в гриву. Вымазав руки в чернильной пасте, она держала на весу новые Ларискины башмаки, соображая, как же избавиться от пятен, фиолетовыми разводами покрывавших светло-коричневые, на устойчивых каблучках туфли. Сердечко Лариски тревожно забилось.

– Что могло случиться с новыми туфлями? – С намыленной головой, она, наспех смахнув пену с лица, в чём мать родила, выскочила в коридор.

– Бабушка, что случилось? – Забежав в комнату, откуда доносилась бабушкина брань, осторожно спросила Лариска.

– Посмотри! Что ты наделала! – Бабка швырнула Лариске новые туфли и обозвав растяпой, устало опустилась на стул.

– И когда же ты научишься аккуратности! Как тебя только в домработницах держат? – С обречённым видом, устало добавила она. Лариска осторожно подняла туфель и завыла белугой. Её худенькие плечики вздрагивали, при каждом всхлипе. Так и не одевшись, она представляла собой жалкое зрелище. Посиневшее от холода тело Лариски вызвало у бабки жалость и она, кряхтя, поднялась со стула. Накинув на сгорбленные плечи рыдающей внучки, свой видавший виды, когда-то, махровый, а теперь уже вытертый почти до дыр халат, – жалостливо произнесла

– Ну, реви, уж! Попробую я что-то с твоими туфлями сделать. Новым им уже не быть, а чернила может, и ототру, – неуверенно пообещала бабка. Лариска зарыдала ещё громче.

– Не реви! Чего уж теперь? Что сделано, то сделано! Не велик грех, – бабка взяла Ларискин рюкзак и стала вываливать его содержимое на круглый, покрытый коричневой скатертью стол. Из него посыпались: остатки бутерброда, крошками от которого было усыпано дно, обрывки газет, несколько тюбиков от губной помады, с торчавшими из них спичками. Маленькое зеркальце, с трещиной по середине. Несколько шариковых ручек разных мастей и ещё всякая мелочь, не понятно, зачем и почему находилась в Ларискином рюкзаке. Подкладка рюкзака и, всё его содержимое, было окрашено в смачный фиолетовый цвет.

– Что же ты туфли в коробке не принесла? Зачем же ты их в рюкзак засунула?

– Коробка в рюкзак не входила, я её выбросила, – всхлипнула Лариска. Прозвеневший дверной звонок, заставил бабку и Лариску вопросительно посмотреть друг на друга. Гостей у них никогда не было. Не понятно, зачем нужен был звонок, в который никто и никогда не звонил. Лариска зябко повела плечами, запахивая полы халата на своей маленькой груди.

– Кого это принесло? – Проворчала бабка, направляясь к двери. Лариска услышала скрип. Потом мужской голос спросил.

– Здесь живут Никиткины?

– Здесь. Я и есть Никиткина Дарья Сергеевна

– Вам письмо, – наступила пауза, – потом бабка сказала.

– Нам писем никто не пишет. Потому, как и родственников у нас нет, – она подозрительно, прищурив глаза, что бы лучше разглядеть, уставилась на гонца с письмом.

– Меня просили передать. Тут адрес и ваша фамилия. Значит всё точно, – настаивал мужской голос. Бабка взяла конверт, долго его разглядывала, потом протянв мужчине, внимательно наблюдавшему за ней, попросила.

– Ты, милок, мне прочти, от кого это послание будет. А то я не вижу совсем без очков.

– На конверте обратного адреса нет, бабуля, – ухмыльнулся он, показывая редкие зубы.

– А письмо вам от вашей дочери, – лицо бабки мгновенно покрылось красными пятнами, она выхватила конверт из рук улыбчивого гонца, и быстро спрятав его в кармашек застиранного фартука, не сказав ни слова благодарности, захлопнула дверь. Немного постояв в коридоре, отдышалась, засунула конверт глубже в карман и, одёрнув связанную из толстой грубой пряжи кофту, прошла в комнату. В широко открытых глазах Лариски, устремлённых на неё, она тут же прочитала вопрос. Опережая его, бабка сказала.

– Ошибка вышла. Не к нам это.

– Как не к нам, баба?! – Лариска подскочила со стула, забыв о своём горе и пролитых слезах, – я же слышала, Никиткиным письмо! И адрес точный. И письмо от твоей дочери. У тебя есть дочь? – Она ещё шире распахнула уже просохшие от слёз глаза.

– Иди в ванну. У тебя мыло на голове уже засохло, – отмахнулась бабка.

– Бабушка, ты что-то от меня скрываешь! – Не унималась Лариска.

– Нет у меня дочери! Одни мы с тобой на белом свете, – отрезала бабка. Лариска поняла, что больше от бабки, не услышит ничего. В её душу заползло жадное любопытство. Она дала себе слово, проникнуть в бабкин сундук. Ей вдруг пришло в голову, что именно в этом сундуке, могут быть ответы на всё, что её тревожило с детских лет. Проводив внучку долгим взглядом, и удостоверившись, что та в ванне, бабка быстро распечатала конверт. Водрузила на нос очки, замотанные клейкой синий лентой, и стала жадно читать. По каменному выражению лица бабки, не возможно было понять, какое она получила известие. Прочтя послание, она скомкала листок и запихнула в карман фартука. Какое-то время, бабка находилась в оцепенении, потом, как будто от чём-то внезапно вспомнив, прошла в свою комнату и сняв с шеи замусоленную тряпку, наклонилась над сундуком. Открыв деревянную, окованную медью крышку, сунула в тёмное, пахнувшее нафталином, безразмерное брюхо сундука, смятое письмо, и быстро закрыв, несколько раз повернула в замке ключ.

***

Суббота и воскресенье пролетели незаметно. Лариска, с несвойственной ей прытью, затеяла у себя дома генеральную уборку. Осенний день, был по-летнему тёплым, солнечным и почти безветренным. Вытащив на крошечный балкон перьевые подушки, и стёганные ватные оделяла, она заявила, что постель нужно просушить. Потом взялась мыть стены, покрытые зелёной краской, при этом приговаривая.