Людмила Герасимова - Абонемент в прошлое

Ложится в траву Радуня, подкладывает под голову локоть, натягивает на глаза платок – с каждым днём всё труднее работать, будто силы уходят в землю. Устраивается рядом малолетний муж, толкает нечаянно острой коленкой в спину жену. Радуня, успев задремать, резко садится и вдруг ойкает, схватившись за живот: дёргается что-то в чреве, потом ещё и ещё.

– Что орёшь? Травы какой наелась? – лениво вопрошает свекровь.

– Не знаю, животом маюсь. Надо к бабке сходить за отваром.

– Сходи, сходи. Коль хозяин позволит.

Из-за деревьев несётся весёлый голосок Васёны. Подскакивает к брату, показывает жалейку:

– Смотри, батятя из прутика вырезал. Слышишь, свистит!

Что есть силы дует в дудочку – из неё только свист и шипенье.

А вот и сам, хмурый, кряжистый и корявый, как дуб, хозяин – Минай. Тащит в крупных лапищах три крепкие палки, кладёт под куст. Лучшее место у расстеленного платка его. Вытягиваются в сторону жены пыльные ноги с загнутыми вниз чёрными когтями. Берёт двумя руками потный глиняный кувшин, опрокидывает в раззявленную пасть – только кадык ходуном ходит. Сын, дочь, сноха и жена следят, глотая пересохшим горлом воздух. Хозяин отставляет кувшин, выбирает лепёшку крупную, складывает вдвое, заталкивает в рот. Жуёт, раздувая щёки, тяжёлым взглядом оценивает каждого. Берёт ещё две, хлебает квасу, мычит что-то разрешающее. Первым припадает к кувшину сын, затем дочь, потом жена, и вот кувшин, обойдя круг, попадает в руки Радуне. Нагрелся глиняный сосуд и кажется подозрительно лёгким. Прижимает она к горлышку губы и запрокидывает голову – в рот стекает полглотка, падает на горячий язык ещё несколько капель кислой влаги. С трудом жуётся кусок пахучей лепёшки, царапает сухой язык, застревает в горле. Давится Радуня, надсадно кашляет. Свёкор, дотянувшись, хлопает с силой сноху по лопаткам:

– Квёлая досталась девка, не работница.

– Пусть сходит к бабке Манефе, от отваров силы возьмёт, – просит жена.

Исподлобья глядит на сноху Минай, качает укоризненно головой, изрекает, поднимаясь на толстые кривые ноги:

– В поле пора! Завтра пятница – грех работать. Вот Васёнка с ней и сходит, да к ночи чтоб воротились!

Лена открыла глаза – нет ни поля, ни солнца, ни страшного Миная. Перед ней медсестра со шприцем и запахом спирта:

– Доброе утро! Давайте попку.

С трудом повернувшись на правый бок, больная потянула со спины одеяло. Сестричка задрала ночную рубашку на ней – холодное прикосновение, резкий шлепок, и «вот и всё, подержите ватку. Вас опять мучили кошмары? Вы стонали во сне!».

– Да! Опять! Всё так реально! Мои ноги и руки исколоты соломой, – Лена поднесла к глазам гладкие узкие ладошки с длинными пальцами: – Ничего нет!

Она потрогала под одеялом живот (не болит!) и попросила:

– Вы скажите доктору.

Из коридора послышалось громкое «все на завтрак» – соседка метнулась на зов. Медсестра, захватив пустой шприц, покинула палату, и Лена осталась одна. В дверь заглянула пожилая санитарка:

– Милая, что не идёшь завтракать? Вставать нельзя или не хочешь?

– И то, и другое, – вяло улыбнулась Лена, без аппетита кусая твёрдое яблоко.

– А может, тебе манной кашки принести или маслице на хлебушке?

– А чай есть?

– Так я несу?! – с готовностью отозвалась добрая женщина и через пару минут заботливо кормила «бедную девочку», усадив её повыше.

– Не грустите, вы скоро будете дома, – заговорила Лена с соседкой – та печально смотрела в окно.

Женщина тяжко вздохнула, прежде чем обернуться:

– Некому меня забрать. Врачи сказали, что за мной надо ухаживать, поэтому не выписывают!

– У вас же есть сын и сноха! Они вас и заберут, – успокаивала Лена.

– Так они писали, что не могут: у них там работа, начальство не отпускает. Да и дорога долгая, и много денег надо, – будто оправдывалась женщина.

– Они уже едут, так что скоро будут здесь.

Соседка обошла койку и села лицом к Лене.

– У меня сын хороший! Только вот далеко уехал по работе, там и жену нашёл. Теперь я живу одна, – она подняла голову и удивлённо спросила: – А как ты угадала, что у меня есть сын? Я вроде не рассказывала.

– Даже сама не знаю. Вдруг увидела, как вы здесь обнимаете молодого мужчину. Я поняла, что это сын ваш. Невысокий такой, с короткими светлыми волосами. Да? Гладите его руку, называете Павлушей. Но он не один. С ним ещё молодая женщина. Лицо у неё круглое, симпатичное, на носу много веснушек. Она немного полновата. А потом их увидела в купе поезда: Павел читает газету, а Вера раскладывает на столике еду. Да, вас хочу предостеречь: нельзя вам больше работать на кране. Ведь вы упали, когда поднимались наверх? Хорошо, живы остались. Это вам предупреждение: если не поменяете работу, погибнете. Сделайте выбор… Анна Петровна, кажется?

– Павловна, Анна Павловна, – механически исправила женщина, пораженная информацией.

Бледная девушка с забинтованной головой неторопливо продолжала:

– Тем более, скоро у вас появится внучка. Вот и понянчитесь! Вам нельзя работать на кране, лучше помогите молодым родителям.

– Неужели правда? Вера беременна? А почему они скрыли от меня? – соседка приложила ладони к зардевшимся щекам. – Так когда малыша ждать?

– Через восемь месяцев – ваши-то ещё об этом не знают.

– Не понимаю, как это у тебя получается, но ты угадала. Я и вправду поднималась на свой кран, и как-то нога подломилась и не попала, окаянная, на ступеньку. Бр! Даже сейчас страшно вспомнить! Хорошо, до земли было метра четыре. А если б до кабинки добралась, так и костей бы не собрали. Теперь и сама наверх не полезу. А ведь шестнадцать лет на кране проработала… Мужики из бригады боялись высоты. Меня уважали… Называли «нашей орлицей». Теперь нет орлицы… Осталась только курица.

Женщина призадумалась, затем спросила:

– А тебя, я слышала, Леной зовут?! Ты во сне всё плачешь и стонешь. Так сильно голова болит?

– Голова сейчас почти не болит – мне укололи обезболивающее. А во сне плачу? Так со мной такое происходит, что впору вешаться!

– Что ты! Что ты! – забеспокоилась Анна Павловна. – Разве можно так говорить? Вот ты попала в аварию, но осталась жива! Операцию хорошо сделали. Скоро на поправку пойдёшь. Всё будет хорошо! Стоит ли из-за снов так переживать? Мало ли что кому приснится! Не убивать же себя каждый раз, как кошмар привидится!

– Вы, наверное, правы. Из-за снов ещё никто не убивал себя! Только я как будто не сплю, а живу другой жизнью. Ну, как вам это объяснить? Я перемещаюсь в какую-то другую реальность. Там меня мучают, заставляют выполнять тяжёлую работу, – и уже чуть слышно добавила: – Насилуют каждую ночь.