А.А. - Убийство в прямом эфире

Это был наверно последний теплый вечер осени, уже вряд ли получится выйти без пальто. Мы на концерте группы «Ласковый Май», в первом ряду, при желании можно даже дотянуться до сцены! Позади такая огромная толпа, что в ее конце уже не разобрать лиц, но место перед сценой, где стоим мы, ограждено от других людей. Здесь свободно, всего человек тридцать, и четверо из них – мы! Маме повезло работать в администрации – она всегда может достать проходки на любой концерт, на самое лучшее место.

Я подергала Тамару за туфлю: «Эй, муха залетит!», но она не то, что не заметила, а даже рот не закрыла – так и сидит, разиня, у папы на плечах. Еще одна песня, и мы поменяемся. Такое правило: папа один, а нас двое, поэтому седлаем его по очереди, по две песни на каждую. Я старше, поэтому уже сидела, у меня осталось еще восемь подходов – по количеству лет. А у Тамары всегда на один раз меньше. Она обижается, якобы правила несправедливые, ну а меня все устраивает. Папа всегда подыгрывает, еще больше раззадоривая Тому, а та каждый раз плачет и жалуется маме, после чего мы с папой получаем люлей, а Тома – свой дополнительный «подход». Я прощаю ей нечестную игру, на правах старшей.

Но сейчас она забыла о своем ущербе, все смотрит на Юру, солиста группы, как загипнотизированная. Вот уже год у них «отношения». Если хорошенько закатать Тамарин свитер, то можно обнаружить секрет: на правой руке, почти у подмышки, выведено «Юра», синей шариковой ручкой. Раз в неделю после ванны я аккуратно обновляю ее «татуировку», потому что одной левой у нее не получается. Правда видит Тома его впервые, но ничего, потом скажет «я так себе Юру и представляла». У Томы есть кассета с их песнями, мамина подружка, тетя Оксана притащила. Поэтому тексты песен «Ласковый Май» в нашем доме знает вся семья…

Хотя нет, мама, пожалуй, до сих пор путается. У нее есть невероятная способность забывать музыку. Причем любую. Она ходит на концерты, и в театр, но никогда не может напеть папе мотив. Он говорит, это потому, что мама выросла в деревне, а там не было магнитофона, только коровы. Мама ненавидит эту шутку, но это отчасти правда. Вот и сейчас она улыбается, раскачиваясь в такт песни, и пытается подпевать невпопад. Рядом с ней, и дальше, сзади, девушки плачут. А вон у той под глазом размазалась тушь. Юра со сцены тянет: «…забудь его, забудь…», а девушка будто отвечает ему – «забуууудь…». И рыдает. А мама смотрит на нас и улыбается. Нет, с ней точно что-то не так.

Я улыбаюсь тоже. Но песня тут не при чем. Просто все складывается как нельзя лучше, и я чувствую какую-то легкость. Даже проснулась сегодня в полшестого, просто так, без будильника. И до сих пор не хочу спать, я не устала, совсем ни капли. Музыка накрывает меня как будто капюшоном, и каждая клеточка тела подпевает ее ритмам. Как же хорошо! Неужели так будет всегда? Вот бы остановить сейчас время… В голове снова и снова прокручиваю вчерашний день. Я стараюсь останавливать эти мысли, чтобы от частых повторений они не затерлись, как Томина любимая кассета с «Ласковым Маем». Но у меня не всегда получается их остановить. Впрочем, у нее видимо та же проблема – кассета постоянно жует припевы.

Вчера в наш танцевальный класс пришел новенький. Олег Зараев. Пытался сделать вид, будто совсем не стесняется. Но что в этом зазорного? У станка пятнадцать девочек и всего два мальчика! Хотя «два» – это даже сильно сказано. Старший парень, Алекс… Да-да, Алекс Смоляков. Довольно странное имя для советского мальчика, но родители называли его исключительно Алексом, и никак не Лешей. Давать «западные имена» было модно в элитных советских кругах, а лучшим занятием для элитного ребенка были бальные танцы. Именно поэтому у бальников и бальниц при русских фамилиях могли быть неподходящие западные имена. Мы с Томой шутили, что возможно это дань великому танцору Бруно Белоусову. Бруно Борисовичу, кстати. Алексу почти пятнадцать, он танцует в паре с Анжелой, в юниорах. Нам до них, как до луны… Еще есть Костя, но его как бы и нет практически. Костя постоянно прогуливает: то болеет, то уезжает – какой смысл заниматься с ним? Поэтому если Олег останется, то может выбрать любую из нас, четырнадцати девчонок.

Вчера его поставили со мной. Вообще-то к нам уже приходил мальчик в прошлом году, и его тоже ставили со мной, но он не стал ходить. Мальчики в бальных танцах не задерживаются. Так глупо! Ведь у них в десять раз больше шансов на успех, чем у любой, даже самой «сильной» девчонки! Я стараюсь улыбаться, но так, чтобы не смутить его. Я не смотрю ему в глаза, веду, чтобы он не сбился, но не слишком напористо – я не зазнайка. Кажется, ему нравится. Лариса Ивановна, наш тренер, наблюдает за ним. Или за мной? Она смотрит, что-то отсчитывает, прицеливается.

Хорошо хоть не было этой стонотины, Розки Мардановой! Розалия… Снова бы тут ныла: «…а почему пару поставили к Саше, так нечестно! Почему я все время на задней линии…». Смешно сказать, Роза тогда обвиняла нас, будто прошлого мальчика моя мама купила! Заплатила, чтобы он достался мне. Хотя еще смешнее то, что если б это реально было возможно, мама так бы и сделала! Но мальчик и правда был бесплатный. Просто Розе не повезло. А потом пришла ее истеричная мать: «посмотри – ты довела Розалию до слез! Иди и извиняйся, живо!». Помню, как эта сумасшедшая повисла надо мной в раздевалке, отчитывала, и у неё неприятно пахло изо рта. Как же мне хотелось зарядить дверкой шкафчика прямо по ее крашеной башке! Я же просто сказала, что танцую лучше ее дочки! Это правда – так почему я должна извиняться? Если бы ее Розалия перестала кривляться, и чаще слушала тренера, если бы репетировала дома, или хотя бы не прогуливала – танцевала бы не хуже. Я молча наблюдала, как на Розином зареванном лице то и дело пробегает улыбка. Татарма. Кошачья морда. Мать ее не дождалась извинений, толкнула меня и ушла со своим сокровищем домой. А потом уже моя мама поставила ее на место! Даже и не говорила ничего, просто сожрала глазами. Ух! Мама может продавить своим авторитетом любого. Но, несмотря на наши ожесточенные разборки, мальчик слился, так и не выучив ни одного танца. Больше ссорились. И хотя я совсем не боюсь Розы, все же хорошо, что вчера ее в зале не было.

Когда за Олегом пришла его мама, высокая, очень красивая блондинка, он сказал ей, что придет еще. Точно не слышала, они стояли у выхода в другом углу зала, поэтому читала по губам. Я помахала – в понедельник он придет снова.

За этими мыслями я и не заметила, как мы с Томой поднялись домой. Мама причитает «пять этажей всего! И плелись целую вечность! За это время можно суп двести раз сварить! Витаете в облаках, две кулемы…», а папа только улыбается. И все-таки, на какую ступеньку закончился последний пролет? «Расскажу»? Завтра как раз можно будет обсудить, пока обновляю Томину татуировку. В животе нетерпеливо засвербело, и я опять хочу писать. Тамара смотрит сквозь меня и задумчиво качает ногой, сидя на обувнице в прихожей. Так ведь и уснет. Смеху-то будет! Да, я расскажу ей про Олега, но не сейчас, и не завтра. Вдруг он ходить не будет? Неделей раньше, неделей позже – ничего страшного! Томин приговор от этого не изменится. Скажет свое коронное: «Влюбилась!» – с этим Юрой у нее все к одному… Да, Олег был бы замечательным партнером. Вместе мы смогли бы участвовать в турнире! Как Анжела с Алексом! Да что там, может даже как Поповы! В прошлом году мы с мамой ездили смотреть на показательные выступления Станислава и Людмилы Поповых в Челябинске, где они показывали «танцевальную угадайку». Людмила не знала, что будет танцевать Станислав, а он не знал, какая музыка будет звучать. Пара готовилась к «Чемпионату всех звезд» в Токио, где призовой фонд составлял около 300 тысяч долларов, а победители получали еще и новые «Мазды»! Если мы тоже будем много-много стараться…