А.А. - Убийство в прямом эфире

Я расправляю плечи, как учила нас тренер Лариса Ивановна: максимально выпрямив спину, так чтобы между позвоночником и входной дверью невозможно было просунуть даже мизинец. Медленно вдыхаю теплый, домашний воздух, а сама в мечтах уже на паркете: летящее бальное платье, все в ровненьких рядах страз и маленьких бусин, колышется в такт венскому вальсу. Я выразительно отклоняю корпус: вот мы кружимся, но зрителю всегда видно мое лицо, так принято в танцах – невежливо поворачиваться к залу затылком. Я вытягиваю каждый пальчик в белоснежной длинной перчатке, улыбаюсь, а Олег… Мысль мою обрывает резкая волна боли, от ягодицы она разливается к самой ступне, а оттуда бежит обратно. Рухнуть задницей прямо на подъездный бетон! Размечталась, кулема: «Попов… Токио». Теперь сколько не растирай, а синяк все равно неделю-две не сойдет. Ну, сама дура, не реви – закрывать нужно дверь, когда входишь.

– Зачем ты сюда-то пришла? – Тамара, повернувшись, вскрикнула, отчего гул прошелся по всей подъездной клетке, и, не найдя другого выхода, упал по пролету на нижние этажи. Не ожидала. Логично не ожидать прихода кого-то, с кем не виделся несколько лет. Но если бы я не окликнула ее сейчас, она бы открыла дверь и зашла домой, не заметив меня. Пришлось бы звонить, ждать пока откроет или как тогда, разговаривать через дверь, периодически улыбаясь в сторону соседских дверных глазков, переходя на шепот.

– Тома, подожди, с ней что-то случилось. Её, похоже, обокрали. Где она сейчас, ты знаешь? – я, как могу, стараюсь сделать голос мягче, но этот Тамарин взгляд… оценивающий, высокомерный, он что-то щёлкает внутри, и я моментом закипаю. Никто не может вывести меня так, как это делает она, одним только взглядом. От обиды, хотя, буду честна, не только от неё – я все гуще краснею. Кровь, подогретая вином, разливается на лице в самый неподходящий момент. Она ударяет в нос, и течет ниже, вязкой жижей на язык, отчего слова как приклеенные, не могут выпасть изо рта. Я злюсь на Тамару за ее снисходительный тон ко мне. Я злюсь на себя за эту несдержанность. Неуместно. Глупо. Как и всегда.

А нужно-то было, проехать пару остановок. Всего лишь. От отделения, где работает Олег, до сюда – пятнадцать минут времени. Но нет, я зашла в этот чертов магазин. Зачем? Посмотреть, все ли там по-прежнему? Починили ли порог? Работает ли продавщица Зоя? Как и три, пять, десять лет назад. Тогда я заходила сюда практически каждый день, иногда и не по разу. Зоя была мне ближе мамы, как ни стыдно это признать, мы правда виделись с ней гораздо чаще. Но теперь вместо Зои за кассой молодая девчонка, жуя жвачку, она отбила мне бутылку красного полусладкого, и продолжила колупать ноготь. Я зашла в ближайший подъезд, и опрокинула три четверти бутылки залпом. Как в старые добрые. Лет пять назад я бы выпила её до дна, и пошла проверить как дела у Олега. Но сейчас я завинтила крышку, сунула в сумку и отправилась на остановку. Ведь я в завязке уже несколько лет. Ведь я могу себя контролировать.

– А что ты хочешь от меня? Здесь! Мы же давно договаривались – все общение только по телефону. Никаких визитов. А что если бы Роза была дома? Открыла бы тебе. Что бы ты ей сказала? «Привет, дочь, я очнулась?». А мама? Ты подумала о ней? – за дверью послышалось движение, кто-то легонько толкал её. Тамара прижимает дверь рукой, отчего та захлопывается. Кто это был? Ее муж Егор? А может, мама? Живот снова сковало спазмом, какая-то непривычная, нездоровая боль.

– Успокойся! Я знаю, что ее здесь нет! Но я тоже волнуюсь, как ты не поймешь… – я уже хриплю шепотом, но что мне остается, если этот поток Тамариных слов реально только перекричать, а кричать-то, как раз, у нас возможности нет!? И почему она вечно орет на меня…

– Ты волнуешься! Это ты волнуешься? Волноваться нужно было сама знаешь когда, не надо мне об этом рассказывать. Да Саш, не начинай лучше! Мы выясним, куда Роза отправилась. Выясним с Олегом вместе, не с тобой. Так для всех будет лучше. Уехала отдохнуть на море, с подругой – вернется к выпускному. Ты в курсе вообще, что у ней выпускной скоро? Поступила в институт. Она большая девочка, даже если украли телефон, или деньги, найдет уж откуда позвонить. Ну и в любом случае, Олег разберется, что там произошло. Ты должна быть благодарна, что у неё всё вот так хорошо. Что, если бы нас всех не было? Мамы. Что бы ты делала? Сколько можно об этом говорить, ты ведь прекрасно понимаешь. Что молчишь? Откуда ты вообще узнала, что ее обокрали? Саша, ты снова взялась за Олега? Не надоело?

Я нахожу в сумке телефон и молча протягиваю смс. Её слова кислотным дождем проедают кожу, и я сдерживаюсь, не делая лишних движений. Только не смотреть вниз. Только не сейчас. Я сжимаю кулак до резок на ладонях. Еще секунда и я спущу с лестницы собственную сестру.

– То есть хочешь сказать, это она тебе написала? Тебе? Ты сама-то в это веришь? Откуда у нее твой номер? У меня она не спрашивала. Ни разу. Про Олега ты сама понимаешь. Он бы не стал говорить. Да даже если бы и сказал, думаешь, она решила тебе пожаловаться? Вот так вот запросто, сейчас? А чем ты ей поможешь? Надеюсь, ты не надумала звонить?

Я выхватываю трубку, в каком-то зверином прыжке, отчего сумка на моей руке раскрывается и глухим ударом припечатывает Тамарин висок. Тамара истошно воет, и уже через секунду сотни осколков разлетаются по бетону.

Люстра? Плафон? Оглушительный звон битого стекла вперемешку с криком эхом разнесся по подъезду. С верхних пролетов скачут мелкие темные стекляшки. Я отхожу к квартире бабки Клавы. За дверью надрывается Кнопка, помесь дворняги с чем-то визгливым. Она так бьется за этой хлипкой деревянной дверью, что я невольно оглядываюсь, убедиться, не прорвала ли обивку. Или свою маленькую башку. Наконец-то. Мимо проносится растрепанная женщина в строительной форме. Перелетает через несколько ступеней враз, не поднимая головы, и уже через секунду, судя по звуку снизу, она врезается о входную дверь, прямо как Кнопа, видимо забыла – прежде чем выходить, нужно нажать кнопку домофона. У кого-то утро явно не задалось.

Я поднимаюсь, стараясь не наступать на стекло. С самого детства ненавижу его скрежет. Одно время отчим запойно пил, и постоянно бил бутылки на кухне, а я подметал. Благо, длилось это недолго. На корточках рядом с дверью сидит, вжимая пальцы в щеку, тетя Тамара. Я перемахиваю через последние три ступени, и осторожно осматриваю ее голову. Вроде целая. Нет, это не кровь – вино. Обрызгало ей ноги, растеклось по полу между стекляшек. Она мелко дрожит, покачиваясь. Плохо, если упадет на битую крошку. Тело заныло в ответ. Фу. Ненавижу стекло.