Кирилл Шатилов - «Гамлет»: Литературный детектив. На основе нового, правильного перевода

Горацио

В Англии того времени верили, что призрак молчит, пока с ним ни заговорят. Марцелл считает лучшим в этом тонком деле переговорщиком именно Горацио в силу его учёности и начитанности, в чём мы убеждаемся ниже.

Обратите также внимание на то, сколько в дальнейшем будет связано со слухом, но особенно – непосредственно с ушами.

В оригинале sensible and true , что, по сути, является тавтологией – приёмом, который используется на протяжении драмы 66 раз (в оригинале).

Ввиду отсутствия газет можно предположить, что осведомлённый Горацио уже не первый день при дворе, хотя ниже он скажет Гамлету, что приехал совсем недавно, на похороны.

Речь о Фортинбрасе-старшем. Помните о «парности»? Так, в частности, в драме выступают два Фортинбраса, два Гамлета (покойный отец и сын), два Клавдия (о чём позднее) и т. п.

Старший, ныне покойный.

Об имени Фортинбрас. Поскольку о нём говорит Горацио, заглядываем во французский язык и узнаём, что его можно внятно перевести: оно означает буквально «сильный руками». Интеллигентных современников Фрэнсиса Бэйкона это могло навести на сопоставление с королём Джеймсом, который, напротив, был «слаб ногами»: из-за приобретённого в детстве рахита одна была вывернута стопой в сторону.

Луна.

До рождения Исаака Ньютона с его теорией «гравитации», по которой Луна притягивает воду и таким образом является причиной приливов и отливов (хотя больше ничего к себе не притягивает), оставалось без малого 40 лет. Однако, как мы видим, могучая кучка «Шейкспиров» уже во всю продвигала подобные идеи.

Примечательно, что строк о влиянии Луны на приливы нет в Ф1 (1623), хотя они есть в обоих предыдущих редакциях. Почему? Фрэнсис Бэйкон, который в начале 1600-х придерживался версии лунной «гравитации», в 1616 году пишет работу De Fluxo et Ferluxu Maris , где опровергает её.

В оригинале I’ll cross it , что позволяет одним актёрам интерпретировать это место, показывая призраку крест и тем отпугивая его, тогда как другие понимают его как «скрестим наши пути», «пересечёмся». Мы можем также думать, что речь может идти о скрещивании с призраком мечей.

Как мы помним, совсем недавно пробило полночь.

Обычное для елизаветинских времён поверье, будто призраки охраняют клады.

Горацио упоминает четыре стихии Аристотеля – воду, огонь, землю и воздух – которые усилиями иезуитов всплыли позднее в подготовленных ими китайских и японских философиях.

Горацио снова показывает себя состоящим из «двух частей»: плотской, мирской и духовной, философской.

Некоторые исследователи видят здесь намёк на смерть в сентябре 1592 года друга и собрата по перу Эдварда де Вира – Роберта Грина ( green – «зелёный).

Эпицентр цветастой риторики Клавдия: один глаз скорбит, другой – радуется. Вот так же и он – горюет по брату (им же убитому) и радуется свадьбе с его женой, которую он как-то уж больно многозначно называет ещё и своей «сестрой». Что, конечно, можно списать на нераскрытое здесь понятие sister-in-low , т.е в данном случае «невестка». И всё это говорится открыто, публике, не «в сторону».

Ещё одна «сладкая парочка». Они не только говорят хором, но умудряются даже попугайничать в словах, забирая их – «доблесть» – из обращённой к ним фразе. Скоро их сменит новая – Розенкранц и Гильденстерн.

Некоторые исследователи усматривают в этой «связи» намёк на участие Полония в убийстве Гамлета-старшего.

В образе Полония многие исследователи видят Уильяма Сесила, главу правительства Елизаветы, бывшего и государственным секретарём, и лордом-казначеем. В 1571 году на его дочери, Анне, женился Эдвард де Вир, один из «Шейкспиров». Друг другого великого поэта, Эдмунда Спенсера, и сам поэт, Гэбриэл Харви, в своём обращении к Сесилу (1578) трижды называет его «Полюсом» ( Polus ), вокруг которого кружатся великие вопросы. Эдвард де Вир (или Бэйкон, приходившийся Севилу племянником), если Полоний появился с его лёгкой руки, мог зашифровать в оригинальном имени Polonius нечто вроде Pole-on-e-us , то есть, буквально, «полюс по нам», где E обозначает де Вира и его друзей по «несчастью» – юных эрлов ( earls ). Известно, что некоторые воспитанники Сесила за глаза называли его Pond-us («Заполни-нас»). Примечательно, что в ранней версии (К1) Полония зовут Корамбис, что является искореженным девизом Сесила Cor unum via una («Одно сердце – один путь»). В К2 1604 года оно было заменено на Полония, вероятно, из уважения к Сесилу, который умер незадолго до этого.

Кстати, совершенно не обязательно, что «в сторону». Эта, как и 99,9% ремарок в трагедии, является поздним добавлением редакторов. Ни в К2, ни в Ф1 этой ремарки нет вовсе.

В оригинале – A little more than kin, and less than kind . Типичная игра слов kin-kind . Гамлет даёт понять, что Клавдий уже не просто родня, поскольку женился на его матери, однако и отец он не настоящий.

Под «Данией» королева подразумевает и Викинга – Клавдия.

Как станет видно ближе к концу драмы, Гамлет здесь заявляет ровно противоположное истине.

В смысле «настоящий муж», «мужчина».

Кстати, как мы знаем по Библии, «первым трупом» был Авель, убитый братом, Каином.

В этих словах некоторые исследователи видят намёк на то, что Гамлет-младший мог в действительности быть сыном Клавдия, с которым Гертруда согрешила ещё при жизни покойного мужа.

Вообще-то, как будет ясно в конце трагедии, престолонаследие в Дании считалось вопросом выборности, голосования, поэтому уверенная здесь фраза Клавдия, подразумевающая наследование по крови, обычно понимается сегодня как предварительная «рекомендация».

Во-первых, важно заметить, что университет в городе Виттенберг появился в 1502 году. Во-вторых, конечно, что в нём преподавал Мартин Лютер (имя которого он теперь носит), стоявший у истока протестантизма. К моменту появления «Гамлета» Англия уже стала протестантской. Поэтому желание «вернуться в Виттенберг», которое «противоречит нашему стремленью» можно рассматривать с неожиданной точки зрения: как призыв вернуться к католицизму.

Весьма примечательно, что незадолго до выхода первой редакции «Гамлета», в 1582 году шурин Эдварда де Вира, лорд Уиллоуби, вернулся из Дании, где по поручению королевы Елизаветы представлял «Орден Подвязки» и потом долго описывал, как пышно его встречали в Хельсингёре, сопровождая пиршество пальбой из крепостных пушек.