Кирилл Шатилов - «Гамлет»: Литературный детектив. На основе нового, правильного перевода

Тема пушек и звука, отражающегося от неба – излюбленная у Клавдия, о чём мы вспомним в последней сцене трагедии. Кроме того, объединение таким образом неба и земли – одна из основополагающих идей просвещения в традиции розенкрейцеров.

В оригинале «плоть» разная в зависимости от издания: в К2 – sallied flesh , в Ф1 – solid flesh , в более позднем прочтении – sullied flesh . Если с solid (твёрдый) плотью понятно, то в случае sallied (вспученный) подразумевается, плоть, вышедшая из-под контроля, тогда как в случае sullied (испачканный) – запятнанная предательством матери и дяди.

Как станет ещё очевиднее в случае с Офелией, самоубийство в елизаветинские времена (как и в любые вообще-то) считалось прямым путём в ад.

Очередная «двойка».

Сатиры – лесные божества у греков, козлоногие и рогатые, похотливые, ленивые, которые проводят время в пьянстве и охоте за нимфами. Примечательно, что упоминание сатира в «Гамлете» – единственное из всех произведений «Шейкспира».

Гиперион – древнегреческий титан. Был женат на своей сестре, Тейе, с которой родил Гелиоса (бога Солнца), Селену (богиню Луны) и Эос (богиню зари). Гиперион ассоциировался со светом, идущим по небу. Во многом его образ схож с образами Люцифера и Прометея, несущими свет, т.е. «иллюминатами».

По легенде Ниоба, дружившая с титанидой Лето, у которой было всего двое детей, Аполлон и Артемида, как-то сдуру похвасталась своим плодородием, поскольку у неё самой детей было куда больше. Лето разозлилась, и Аполлон с Артемидой перебили всех или почти всех детей Ниобы, которая сама была превращена в камень с вечным источником. Тут важно вспомнить, что когда у Анны Сесил и Эдварда де Вира на второй день жизни умер их первенец, Анна написала четыре эпитафии, в одной из которых сравнивала себя именно с Ниобой.

В 1544 году отец Эдварда де Вира, будучи во Франции, убил на охоте дикого кабана не просто в одиночку, а одной полудекоративной рапирой. Когда французы стали восторгаться его поступком, который «превосходил все двенадцать подвигов Геракла», 16-й эрл Оксфордский им ответил, что для его соотечественников убить поросёнка – не подвиг.

В этом месте можно вспомнить множество подобных случаев из истории, однако по понятным причинам остановимся лишь на двух. Отец королевы Елизаветы, Генрих VIII, получил разрешение от папы жениться на Катерине Арагонской, жене его покойного брата, Артура. За 20 лет супружества родилась одна только Мария. Поскольку любой нормальный мужчина хочет наследника, Генрих назвал папское разрешение незаконным и женился на Анне Болейн, от которой у него родилась Елизавета. Возникла религиозная распря, в результате которой Генрих послал католиков куда подальше и стал протестантом. С другой стороны, Роберт Дадли, фаворит Елизаветы и будущий враг Эдварда де Вира, занимавший при дворе пост шталмейстера (о чём мы позже ещё вспомним), соблазнил кузину королевы, Летицию, чья бабушка, Мэри Болейн, была сестрой вышеупомянутой Анны. Муж Летиции, эрл Эссекский, вернулся из Ирландии с докладом о захвате Ольстера и стал угрожать Дадли. Его тот час же отослали обратно, после чего он благополучно умер, говорят, от яда.

Здесь снова мнения исследователей расходятся. Одни объясняют эту фразу Гамлета тем, что для него не узнать такого близкого друга как Горацио – всё равно что забыть себя. Другие, вольнодумцы, вспоминают, что у Эдварда де Вира был кузен по имени Гораций де Вир (не путать с Уильямом Горацием де Виром Коулом, аристократом и поэтом начала XX века). Поэтому здесь они видят намёк на то, что у прототипов Гамлета и Горацио была общая фамилия. Уместно также вспомнить строчку из предисловия к другой трагедии «Шейкспира» – «Троил и Крессида» (1609 год). В нём есть интригующее приветствие – A NEVER WRITER To AN EVER READER – что можно буквально перевести как «от никогдашнего писателя вечному читателю», а можно присмотреться и увидеть (ne) ver writer to (an e) ver reader , то есть «от Вира-писателя Виру-читателю». Фамилия де Вир пишется de Vere . Кстати, последующая фраза Горацио, в которой он называет себя «слугой ничтожным», в оригинале заканчивается на «лишнее» словечко ever – your poor servant ever . Опять e-ver ?

В развитие предыдущей темы. В оригинале – I’ll change that name with you , где под name может подразумеваться либо имя (Гамлет-Гораций), либо название – «слуга ничтожный» или «добрый друг».

«На небе» не в смысле «в облаках», а в смысле в будущей, возможно, вечной жизни в раю. Эта вечность в раю наедине с врагом, разумеется, хуже, чем один день в отчем доме.

Примечательно, что в 1-й сцене про «зрячесть рассудка» упоминает именно Горацио – «Соринка раздражает глаз рассудка…»

Едва ли Горацио имеет в виду сказать, что видел отца своего друга и бывшего короля Дании один раз в жизни. Скорее всего, он таким образом готовится сообщить Гамлету о своей пока единственной встрече с его отцом в облике Призрака.

Хотя вообще-то Гамлет не склонен слушать, будучи самым «болтливым» персонажем «Шейкспиров» со своими 1569 строками высказываний.

С одной стороны, выражение понятно буквально: похожи, как две руки одного человека. Хотя вообще-то руки у человека разные не только по названию, но и во всём, начиная с линий на ладонях. Тем более интересно читать это сравнение и смотреть на портрет «Шейкспира» на обложке Ф1 1623 года, где многие исследователи уже заметили, что туловище «автора», судя по камзолу, разделено пополам, причём правильно изображена только левая рука, а правая – это та же левая, только со спины.

Очередной дуэт.

А почему не до 300 или 1000? Конечно, можно сказать, что 100 – обычное число, к которому прибегают, когда хотят сказать «много». Только примечательно, что в 1580 в Англию вторглись иезуиты, которым было поручено вернуть протестантов к католицизму. Их было ровно 100. Кроме того, по тем нумерологическим шифрам, которыми пользовался в своей разведывательной деятельности Фрэнсис Бэйкон (см. Приложение), его полное имя – Francis Bacon – соответствовало числу 100.

Теперь мы знаем, чем занимался Гамлет, приехав из Виттенберга на похороны отца. Вероятно, с горя.

С одной стороны, очевидно, что Лаэрт поэтично говорит сестре «Ты ему не пара». Причём ещё и потому, что Гамлет, даже если бы действительно любил Офелию, мог не получить разрешения на женитьбу. С другой стороны, ближе к концу мы узнаем, что, оказывается, мать Гамлета, королева Гертруда, мечтала, чтобы она стала его женой.