Тиана Веснина - Кровать любовницы

Все мои предки делом занимались. А я собрался в домовладельцы. Ну что мне в этом?! Рутина. А тут! Ну и купил я дом с печью. И словно удачу он мне от предков передал. Теперь по всей Москве мои лавки и хлебопекарни по последнему слову техники устроены, но эту старую добрую печь я оставил такой, как была. Зато хлеб она выпекает самый ароматный, самый вкусный, потому что пекарь работает по старинке, с душой. Сам замешивает тесто, сам раскладывает в формы. Нет, конечно, она тоже автоматизирована, но по сравнению с современными печами ее вполне можно назвать старинной. Вы, я вижу, отлыниваете от дела, – с улыбкой заметил Петр Федорович. – Больше ни кусочка не съели.

– Не могу! Простите!

– А вот мы с вами по маленькой рюмочке коньячка, и пойдем глянем на мою красавицу.

Пригубив свою рюмку, Шестов долгим, бархатистым взглядом посмотрел на Нелли так, что у той захватило дыхание. Щеки раскраснелись, глаза заблестели. Женская сущность захотела тряхнуть стариной. «А что?! Я еще очень и очень ничего. Пятьдесят шесть в наше время – все равно что в 19-ом веке тридцать пять. Самое то будет!»

Безмятежно приятный процесс переваривания булочек был нарушен желанием повалить Петра Федоровича на широкий диван и так его завести, чтобы даже диванные пружины вспомнили молодость и заохали вмести с ними.

Нелли преобразилась. Она начала говорить о своей статье, постепенно набирая обороты. Речь ее становилась все более яркой, быстрой, меткой. Она оживленно жестикулировала, прищелкивала пальцами, щурила глаза и убеждала в правоте своих взглядов Шестова, повторяя: «Самое то будет!»

Петр Федорович, опрокинувший еще пару-тройку рюмочек, уже не столько слушал, сколько смотрел на сдобную грудь своей гостьи. «Полненькая, но еще достаточно свеженькая. Такую булочку, случайно завалявшуюся, во времена социализма можно было без зазрения совести всучить покупателю как вчерашнюю. А живот у нее сильно затянут, и оттого с виду вроде бы еще форму имеет, но когда возляжешь, он под тобой как теплое тесто расплывется… А что? Иногда хочется и такого. Ассортимент должен быть широкий. Вот как захватишь ее тестообразные бедра… сожмешь… – он даже невольно глаза зажмурил, – и прямо в горячую, сдобную натуру… Ух!.. А потом опять можно перейти на диетическое пирожное: на вид привлекательное, а на вкус… Однако и в нем своя прелесть. Но сейчас хочется сдобы!»

Петр Федорович, разгорячившись от желания, встал и хотел подойти к своей гостье, но звонок на его сотовый оборвал Нелли на полуслове.

«А он, кажется, готов, – опытным взглядом определила она. − Но здесь надо с умом! Он богат. Я известная журналистка. Любовно-деловой альянс. Я же не замуж за него собираюсь. Он женат и любовница у него есть и, может, не одна. Но кто они? Девушки с обложки. Посмотришь и отбросишь. А я, как журнал, – заглянешь и увлечешься».

Нелли с многообещающей улыбкой смотрела на Шестова. Он перехватил ее взгляд и состроил жалостливую мину, показывая, как ему надоел звонивший, и как ему хочется вернуться к ней.

Наконец, Шестов отключил телефон и, вызвав секретаршу, попросил приготовить для гостьи пакет со сдобой.

«Ах, как славно! – мысленно восхитилась Нелли. – Вечерком буду смотреть телевизор и пить чай с этими восхитительными булочками и крендельками…»

– Не думала, что вы такой жестокий, – игриво заметила она. – После нашего чаепития мне и так придется неделю сидеть на диете.

– Вы не правы. Ваша фигура не нуждается в подобных инквизиторских мерах. Поверьте мне, как мужчине.

Проходя мимо Петра Федоровича, который чуть посторонился, пропуская ее, Нелли безошибочно определила высоту его желания и глянула на диван.

«И зачем идти смотреть эту дуру-печь, лучше бы сразу залечь», – пролетела шаловливая мысль.

Они пошли по коридору, продолжая обмениваться любезностями.

– Я рад, что вы, Неллечка, согласились… – начинал Шестов.

– Ах, ну это же так естественно! – восклицала в ответ Нелли. – Вы создаете вечные ценности, а наш журнал пишет о них…

– Вот она, – остановился он перед дверью с небольшим смотровым окошком. – Моя чудо-печь.

Шестов открыл дверцу и вошел. Нелли, вытянув шею, заглянула в нутро печи, которое оказалось похожей на небольшую комнату, но войти не решалась.

− Не бойтесь! Входите! Она сейчас тихая. Холодная. Грустная. А вот когда разойдется! Раскалится! Тогда не тронь красавицу!

Мутыхляева осторожно вошла.

− Простите, − торопливо бросил Шестов, доставая затрезвонивший мобильный.

Звонок, принесший неприятные известия, мгновенно отрезвил его, и журналистка с пунцовыми пятнами на щеках и мутными разбегающимися глазами, которые она пыталась стянуть в одну точку, чтобы выглядеть совершенно трезвой, стала ему почти отвратительна.

«Ведь не девочка, а туда же! А что предъявишь? Жирные складки и обвисшие прелести. Так на это я и дома вдосталь нагляделся».

Петр Федорович, не прерывая разговора по телефону, жестом предложил Нелли выйти из печи. Она кивнула.

«А мне в редакции секретарша нашего главного все ныла: «Не ходи к Шестову, лучше иди на слет отставников, там точно кого-нибудь отхватишь. О Шестове говорят, будто он только на девочек молоденьких падок». А вот сейчас мы с ним еще по рюмочке и!.. Да когда же он перестанет болтать?! Женщина ждет, а он: бля-бля-бля…»

Вместо того чтобы последовать за Петром Федоровичем, Нелли вошла в образ несколько дотошной, но очень умной и беспристрастной журналистки и принялась осматривать печь.

Петр Федорович позабыл о Мутыхляевой. Необходимо было разрешить неожиданно возникшую проблему, которая приближалась неотвратимо, как цунами, и Шестов принялся звонить людям, имеющим в своем распоряжении невидимые рычаги. Они приводят их в действие, и проблема, грозившая раздавить тебя, исчезает на глазах.

Когда Петр Федорович вспомнил о Нелли то, досадливо поморщившись, решил, что она обиделась на его невнимание и, не попрощавшись, ушла.

– Надо же! Столько времени на нее потратил… – но тут его взгляд упал на сумку журналистки. – Фу! Слава богу!

Он подошел к зеркалу, огладил бороду и, заглянув в приемную, спросил:

– А где же Неллечка?

– Не знаю, – ответила секретарша. – Я думала, что она уже ушла.

– Да нет. У меня в кабинете ее сумка. Странно. А! Наверное, она у пекарей. Решила непосредственно переговорить с людьми. Что ж, хорошо. − Услышав бойкие шаги по коридору, Шестов поправил ворот рубашки.

«Ишь, несется, как скаковая лошадь к финишу», – подумал он и, улыбаясь, устремил взгляд на дверь. Но вместо журналистки увидел своего главного пекаря с трясущимся подбородком.

– Петр Федорович, – с трудом проговорил он и замолчал, уставившись на него безумными глазами.

Читать дальше