Влад Ревзин - Крон

И ушла, прежде чем Александра успела спросить, куда ей двигаться дальше, если дело вдруг не ограничится 99м.

От плотно сжатых папок шел сырой дух, многие переплеты были сильно растрепаны, и казалось, что компьютерная революция, бушующая в мире, так никогда и не коснется этих полок.

Александра сжала зубы и раскрыла фомуляр…

– Пять дней, – пожаловалась она Паше.– Надышалась бумажной пылью до полного одурения. Холодно, как в феврале. На обед и ужин, – чай из термоса и увядшие бутерброды. Вареная колбаса и мокрый сыр, а на хлеб смотреть не могу. Бр-р-р.

– Да будет жаловаться, Саша, – с порога крикнул Крон. – Тоже мне, гурмэ. Что нашла?

– Все, что там было, – с обидой ответила журналистка.– Покопались бы в этом гнилье. Архив называется! Дерьмо собачье…

– Это от общения с заключенными, – объяснил Болтик Паше, садясь за стол.– Обычно она девушка воспитанная. И все же мы рады видеть тебя, бледнолицая, вырвавшейся из узилища. Причешем, почистим, обогреем. Довольна будешь нами?

– Это совсем другое дело. Еще чуть пожалейте, и оттаю.

Александра передернула плечами. Крон засмеялся:

– Я тебя потом пожалею, обещаю. Не тяни, рассказывай.

– Докладываю. Карьера Брюлика закончилась в тюрьме. Не успел получить срок. Его замочили, прямо в камере. Так что история с отъездом в Штаты не более чем туфта.

Болтик покачался в собственном кресле, глядя на женщину:

– Видишь, каких слов там набралась.

– Дело было закрыто. Ему вменялось нанесение тяжелых телесных повреждений охраннику частного агентства.

– Это все филькина грамота, ясно. – Вставил Паша.– Получается, что и здесь обрыв?

– Не совсем, – Александра явно торжествовала. -Я не только копалась в тамошнем мусоре, но и с людьми общалась. Муж тетки, работающей в архивном подвале, уже двадцать лет работает охранником в этой тюрьме. Старый вертухай…

– Не ботай по фене, милая девушка!

– …вот я с ним и пообщалась. Кстати, мне бухгалтерия должна возместить сумму, равную двадцати долларам.

– Не бери на понт, краля!

– Да ладно вам, Евгений Карлович, срамить девушку. К тому же у вас архаичный жаргон. Сейчас братва так не базарит. Ну, а теперь сюрприз.

– Давай, а то скучно становится.

– В общем: в одно и то же время с Резо в изоляторе содержался Шота Папишвили.

Крон остановился в нижней точке амплитуды. Кресло накренилось, сверкнули подошвы, и драгоценный шеф упал, куда-то за приставную тумбочку для телефонов, опасно мелькнув лысиной в непосредственной близости с углом столешницы.

– Не убился? – участливо осведомилась Александра, наблюдая, как шеф кое-как выбирается из-за кресла

– Старший брат? – воскликнул Паша.– Ха-ха!

– Только в бумагах ничего нет, понимаете.

– Постой, постой. – Болтик перевел дух и осторожно уместил зад на взбесившееся сиденье.– Чуть не убился. Что же выходит? Шота тщательно скрыл свое пребывание в тюрьме, оттого мы ничего об этом не знаем. Возможно, выкупил свои документы у кого-либо продажного в тюремной администрации. А что, это вполне возможно, тем более тогда. Почистил и в других местах.

– А иначе карьера честного человека и будущего парламентария не светила, -поддакнул Паша.

Александра добавила:

– Охранник помнит смерть младшего Папишвили. Заточка, пырнули во сне. В камере было еще двенадцать человек, может и больше. Долго не искали.

– Похоже на сведение счетов.

– Вот-вот. У меня еще одно предположение, шеф.– Александра запнулась, но продолжила.– Смерть Босого случаем, не месть за убийство брата? Мог Босой желать, чтобы Брюлик молчал об их подвигах?

– Да вряд ли. Босой убил Резо, а Шота отомстил Босому? За уши притянутая версия, никто не поверит. И если это он… Зачем ждать столько лет?

– А если Шота только сейчас, с началом нашего расследования, узнал, что Босой-Кравчук, убийца его младшего братца? Например, от вашего приятеля Тапира?

– Н-ну, – Крон потянулся к телефону.

Положив трубку, он повернулся к сотрудникам:

– Давид Гургенович исчез, уже четыре дня его никто не видел. В помещении ресторана «На Канатной» случился сильный пожар. Здание испорчено, требуется капитальный ремонт.

– Неужели Шота идет за нами?

– Ты по поводу Босого и Тапира?

– Да.

Крон и Александра шли пешком по Преображенской. Мимо проплыл ярко освещенный трамвай.

Сзади шел Ахмед. Улица просматривалась за несколько кварталов вперед, и была пуста. У бордюров дремали брошенные автомобили. Бился в истерике одинокий светофор, словно пьяный монах на необитаемом острове.

– Да, похоже, больше некому. Шота должен понимать, что если мы простирнем в сети его белье, одним прощанием с видами на депутатский мандат не отделаешься.

– В таком случае мы остаемся без действующих лиц.

– Свидетелей грязных делишек никто не любит. Впрочем, самому наивному человеку должно быть понятно, что Папишвили попал. Даже если мы не притащим его в зубах в передачу, накопленного материала хватит, дабы опозорить его в глазах избирателей. Подполковник тоже не с пустыми руками. Участие в рэкете, предварительное заключение, – небольшой, но сильно ароматизированный букет.

– Вы думаете, что этого хватит, чтобы не пускать Шоту на выборы? Да таких папишвили полна Рада.

– К сожалению, ты права. – Крон потрепал женщину по локтю. – Мы с тобой не сможем исправить этот мир, но посильную лепту внести обязаны. Мы сделаем все, чтобы попортить предпринимателю Папишвили кровь.

Они оба встряхнулись от заливистого гавканья.

– Это мой мобильный, – виновато объяснил Болтик, вытаскивая трубку.– Записал свою псину, теперь вот, пугаю друзей. Алло!

Минуты три он слушал, спотыкаясь и прерывая невидимого собеседника короткими междометиями. Затем сказал в микрофон:

– Через пять минут на углу Торговой и Преображенской. Белая Тойота? Ок.

Он отключился и коротко хохотнул:

– Ну вот. Как я сказал? Попортим кровь. Да мы всю ее сольем, чтобы сделать колбасу для домашних животных вот увидишь.

– Не заботитесь вы о здоровье зверей. А в чем дело-то?

– Сейчас позвонила некая милая дама, обладающая чудесным эротическим контральто. Или баритоном? Она сообщила, что долгое время была любовницей Папишвили, и знает о нем такие интимные подробности, которые, кроме нее не знает никто.

– А если это провокация? – покачала головой Александра.– Или ловушка?

– Такова се ля ва, а точнее, выбранная нами профессия. Мы ведь сами мастера ловушек и провокаций?

– А ей чего приключения на свою… голову, не сказала?

– Обманутая женщина, надо полагать. Считается, что нет страшнее бабы, преданной любовником. Я же думаю, что страшнее рассвирепевшего остаграммленного мужика с ручным пулеметом нет существа.