Александр Царёв - Прогулка по Везувию. Криминально-любовный триллер про Одессу 1920-х годов

был дорогой шкаф, оставшийся от предыдущих хозяев

квартиры, рядом со шкафом валялись деревянные игрушки.

Справа от кровати стояло огромное зеркало, возле которого

на мягком табурете сидела Инна и расчесывала свои русые

волосы. Тумбочка возле зеркала изобиловала различными

атрибутами женского туалета.

– Папа! – Даня подбежал ко мне и обнял мои ноги. Я

погладил его по волосам, цвет которых был как у мамы. —

Семка с соседнего двора постоянно покупает много

семечек, всем дает, а мне нет. – Обиженно сказал он. Я

запустил руку в карман, нащупал там мелочь и отдал ее

сыну.

– Купи сегодня себе тоже и ему давай.

– Спасибо! – Даня убежал гулять.

– Ты хотела меня видеть? – Спросил я у Инны.

– Дашь закурить? – Инна взяла с комода пыльный мундштук.

– Не курю. – Сказал я. Она посмотрела на меня недоверчиво.

– Тебе нужно отучаться от аристократических привычек.

Нынче женщинам курить не модно, если ты, конечно, не

работаешь на заводе. – Инна обиженно отвела взгляд, ее

буржуазные манеры, которые она приобрела во время

нашего брака, после развода приобрели новую форму.

– Ладно, Альфред. – Устало сказала она. – Нам нужны деньги.

Дане пора в школу идти, ты ведь не хочешь, чтобы он рос

как беспризорник и походил на твоих дружков.

– Верно, не хочу. – Спокойно сказал я.

– Ты нашел работу? – Спросила она.

– Нет.

– Собираешься искать?

– Возможно.

– Альфред, я тебя прошу. – Ее тон изменился на теплый и

заботливый. – Только не иди к бандитам. Дане отец, какой

ни какой, но все же нужен. – Я промолчал. – Сейчас жизнь —

это какой-то ужас. Одесса то под красными, то под белыми,

с продуктами дефицит. Мы, конечно, все знаем, как их

достать, но нам с Даней нужны деньги.

– Они сейчас всем нужны. Вы не голодаете это уже хорошо.

– Это да, но хочется чего-то большего. Хочется хорошей

жизни. Знаешь, иногда я вспоминаю те времена, когда я

только выходила за тебя замуж. Какая я тогда была

счастливая. Я, деревенская девчонка, а мой муж потомок

дворян и зажиточных польских купцов, с огромным

наследством. Было время…

– Было…

– Ты извини, я понимаю, что у тебя сейчас много проблем,

но подумай о сыне.

– Я что-нибудь придумаю. – Сказал я, затем порылся в

кармане пиджака и протянул Инне пачку сигарет. – Кури. —

Она на мгновение сделала ядовито-обиженное лицо, затем

сдула пыль с мундштука и закурила. – Знаешь, иногда мне

кажется, что тебе нужно попасть на фронт. – Начал говорить

я. – Пережить все лишения той жизни и понять, какое

счастье набить брюхо досыта мясной или рыбной

похлебкой вечером. Тогда ты и поймешь счастье спокойной

и мирной жизни.

– Но ты ведь не был на фронте! – Импульсивно возмутилась

Инна.

– Ну да. Но у меня хорошо получается, правда? Я, так

сказать, приобщаюсь к коммунистическому строю. Нынче

воевать за красных в почете.

– Ты не исправим.

Я оставил Инне пачку и ушел в свою комнату. Я переоделся

в более цивильный наряд, затем вернулся на кухню. Там

уже сидел, мой друг – Абрам Исаакович Оксенкруг, в народе

– " Окс". Он уплетал за обе щеки форшмак, намазанный на

мацу, и вместе со сдобной выпечкой тети Сони запивал это

все кофе.

– Приветствую. – Сказал я.

– Шалом. – Ответил он с набитым ртом. – Ты не стесняйся,

присаживайся, чувствуй себя, как дома. – С еврейским

акцентом сострил он.

– Благодарю. – Я откусил маленький кусочек печенья и на

этом завершил трапезу. С утра мне кусок в горло не лез.

– Я слыхал, шо ЧК менжуется по поводу Розенберга. – Начал

расспрашивать Окс. Эх, тетя Соня. Уже все рассказала.

– Да.

– Это и не удивительно. Красные не любят " Черную кошку".

В Одессе за всю историю ни одна банда не наводила такого

шороху. Я слыхал, шо там много офицеров из разбитой

армии белых.

– Думаю, это всего лишь слухи, хотя все возможно.

– Ладно, мне это таки не важно. Вечером мой старый

подельник Беня, зовет посидеть в " Мурку" на Пересыпи.

Пойдешь с нами?

– А как же? Конечно, пойду.

– Идем пока прогуляемся.

Мы спустились во дворик. Детвора резвилась, постоянно

задевая развешенное на веревках белье. За ними, как

надзиратель, наблюдала Ольга Вольф – наполовину

еврейка, наполовину итальянка. Она была широкая в

бедрах и талии, с загорелым лицом и слегка монгольскими

глазами. Она никогда не снимала бигуди с волос и имела в

своем гардеробе несколько красных халатов в цветочек.

– Оксенкруг! – Закричала она писклявым голосом, когда мы

проходили мимо.

– Я вас слушаю, Ольга Иосифовна.

– Почему тебя сегодня не было в синагоге?! – Возмущалась

она. Окс не знал, что ответить, поэтому она продолжала. —

Тогда быстро скажи мне, куда дойдет коммунизм?! – Забыл

сообщить, что помимо всего прочего, она была ярая

идейная коммунистка.

– Я, к сожалению, запамятовал. – Стыдясь, ответил Окс.

– Запомни! Запомни, коммунизм дойдет до Пьяцуале

Лорето! Это я вам говорю! Я вам клянусь! Коммунизм,

захватит всю Европу и финальной его частью будет красный

парад на Пьяцуале Лорето! Альфред, не убирай глаза! Тебя

это тоже касается. Запомни, коммунизм дойдет до

Пьяцуале Лоретто!

– Она буйно помешенная. – Сказал я, когда мы выходили

через арку в открытый город.

– Так, таки да. – Согласился Окс.

– Ее давно пора запереть в дом для душевно больных.

– Понимаешь дорогой, если бы не ходили слухи о том, шо в

таких одесских домах прячут дворян с кучей золота, то

" Черная кошка" не совершала бы на них набеги. – Начал

говорить он со своим привычным акцентом. – А если бы

" Черная кошка" не совершала набеги, то и дома для

душевно больных были бы в порядке. И Ольга Иосифовна

давно бы нашла покой там.

Поздней весной Одесса была окутана ароматом сирени и

белой акации. В определенных районах центра города

стоял мир и спокойствие. Как будто совсем недавно не

было войны, не было революции, не было конных отрядов

на улицах города, не было выстрелов, разрухи и ужасных

смертей. Хотя может ли хоть какая-то смерть быть не

ужасной?

Лучи солнце разрезали белые, как наряд невесты, облака.

Копыта лошадей извозчиков постукивали по брусчатке.

Вокруг кипела жизнь, люди были заняты мирными

заботами. Отовсюду доносились звуки. Они исходили из

дворов, где резвилась детвора, из приоткрытых окон

первых этажей. Оттуда с одинаковым шумом слышались и

веселье и брань. Сегодня на Базарную улицу завезли

питьевую воду, поэтому мне навстречу шли толпы людей с

бидонами и ведрами. В некоторых толстых женщинах я