Александр Царёв - Прогулка по Везувию. Криминально-любовный триллер про Одессу 1920-х годов

своего друга Шимона Кашерного дома.

Дверь была слегка приоткрыта, впрочем, как

обычно. Войдя, я заметил гору грязной посуды,

лежащей в раковине не меньше недели, над

которой летали летние мухи. У стены стоял стол,

покрытый слоем пыли, а в углу несколько

стеклянных бутылок, от которых почему-то шел

запах гнилых фруктов.

В квартире стояла тишина, и лишь непрерывное

жужжание насекомых нарушало ее. Соседями

Шимона были старые алкоголики, которые

редко появлялись дома. Шимону же было все

равно на чистоту в его квартире, которую он,

между прочим, использовал исключительно для

работы. Он занимался продажей редких картин,

которые, в свою очередь, перекупал у

контрабандистов и воров.

Я постучал в первую дверь после кухни, из-за

нее послышался хриплый голос.

– Влазьте. – Что означало " войдите". Шимон

сидел на полy возле подозрительно низкого

китайского столика, на котором стояли забитая

до верху окурками пепельница и чайник с чаем.

Он держал зубами папиросу и вертел в руках

какие-то бумажки, похожие на валюту другой

страны. К слову, в комнате стоял отвратительный

запах дыма, дышать здесь было невозможно.

Впрочем, Шимону на это было все равно, он

всегда стремился поддерживать подобную

обстановку в комнате. Вокруг него был бардак

необычайный: разбросанные деревянные

изделия и скомканные покрывала вкупе с

облаками дыма не давали возможности найти

местоположение кровати.

– Шалом. – Сказал Шимон обернувшись.

– Здравствуй. – Ответил я.

– Какими судьбами занесло?

– Мимо проходил, вот заглянуть решил.

– Ну, проходи, курить будешь?

– Нет, благодарю, у меня есть. – Я размышлял

присесть мне рядом с Шимоном на пол, или

остаться стоять.

– Как твое ничего? – Спросил Шимон.

– Живу потихоньку, вот работу ищу. – В ответ он

рассмеялся.

– Ты и работа?! Не смеши меня аристократ —

романтик.

– Но деньги то мне нужны. Вот сына в школу пора

отправлять.

– Хочешь бабки? – Шимон приподнял бровь. —

Могу подкинуть работенку. – Он потушил

папиросу, резко встал и направился к

предполагаемой кровати, отдернул красное

покрывало и двумя руками взял картину. На ней

густым маслом были изображены танцующие

балерины. – Знаешь шо это? – С вызовом спросил

он.

– Только не говори, что это то, о чем я думаю.

– Да, это картина Дега. Причем не липа какая-то,

а оригинал. Не спрашивай, как она ко мне

попала, интересно другое – сколько за нее мне

заплатят барыги, перекупщики из Америки? А

заплатить должны очень много, вот это будет

навар…

– С каких пор ты держишь товар дома? – Спросил

я.

– С не давних. Барыги будут в городе со дня на

день, но мне трудно будет передать им товар.

Меня круглые сутки пасет ЧК. – У Шимона уже

было много обысков, но все сбережения он

хранит у тещи еврейки. Жена его пропала без

вести на войне, но я никогда не видел скорби в

его глазах по этому поводу. Зато с тещей y него

хорошие отношения и он безбожно использует

ее в своих криминальных делах.

– Ко мне тоже недавно чекисты заходили.

– И шо хотели?

– Разыскивали Альфреда Розенберга, слышал

что-то про него?

– Конечно, кто же про него не слыхал. А ты тут

каким боком?

– Имена у нас одинаковые. – Шимон опять

рассмеялся. – Ну и тупоголовые дебилы там

работают. Да я скорее поверю, что Оксенкруг

чалится в банде Розенберга, чем ты.

– Спасибо на добром слове.

– Как там, кстати, Окс поживает? Что-то он давно

ко мне не заглядывал. – Шимон закурил.

– У Окса все хорошо, а вот свои дела вы решайте

без меня.

– Ох, Альфред.. Ты всегда старался держаться в

стороне, стараясь никаким боком не впутываться

в наши мутки.

– Ты ведь знаешь, меня такое не привлекает.

– Досталось бы мне такое наследство, как тебе,

быть может, и меня бы такие дела не

привлекали.– Шимон посмотрел на меня

презрительным взглядом.

– Какое наследство? Все красные забрали.

– Ну, так и шо думаешь делать, пойдешь на

завод?

– Нет.

– Грузчиком в порт?

– Нет.

– Так у тебя выхода другого нет. Шо ты думаешь

по моему предложению?

– А меня в ЧК не загребут?

– Упаси бог. – Крикнул Шимон. – Ты понимаешь,

сколько эта картина стоит? – Так шо давай,

сделаем все чисто и красиво. Ты передашь,

возьмешь деньги, вернешь их мне, а я тебе

хорошо заплачу.

– Я подумаю.

– Думай быстрее, время не ждет.

– Хорошо, я тебе сообщу завтра. – Сказал я,

пытаясь спрятать довольную физиономию в

облаке дыма. Признаться, я специально зашел к

Шимону, чтобы он мне подкинул какую-то

работёнку.

– Оксу привет. – Крикнул Шимон, когда я уже

выходил из комнаты.

Вечером мы с Оксом сидели в " Сиреневом

тумане". Деньгами мы похвастаться не могли,

поэтому мы заказали рыбный пирог, запеченые

баклажаны с начинкой и графин пшеничной

водки. Сидя в этом заведении, я уходил от

привычных забот, связывающих меня с родным

городом. Тут не было веселых плясок, пьяных

драк, сомнительной морали девиц и

бандитского контингента мужиков. Сидя тут, я

всегда вспоминал Европу – Францию или

Германию. На фоне романтической и спокойной

музыки люди, сидящие за столиками,

придерживались этикета. На самом деле, мне не

по карману такие заведения. Потеряв

наследство, я могу только предаваться

печальной ностальгии, находясь в подобной

атмосфере.

Долгое время мы сидели с Оксом молча. Я

осматривал посетителей и узнавал в них своих

бывших друзей и знакомых. Лет 10 назад мы

любили за бутылкой французского коньяка

обсудить с ними политические вопросы. Сейчас

же они, как и я, могут вспоминать это время

только находясь в " Сиреневом тумане", при

этом, не боясь транжирить остатки состояния, в

свое время спрятанного от ЧК.

За одним из столов я увидел бывшую жену,

которyю сначала даже не узнал. Она медленно

потягивала папиросу через ее любимый

мyндтштук, а напротив нее сидел военный моряк

в парадной форме. Они были увлечены беседой

и она никого вокруг не замечала. Я не хотел

пересекаться с ней взглядами – пусть пребывает

в своем мире, в котором уже давно нет меня. Я

посмотрел на Окса, мы молча выпили по полной

рюмке. Горечь от водки я закусил кусочком

пирога.

Я услышал, как музыка стала более живой, но

сначала не придал этому никакого значения.

Вдруг до моих ушей донесся голос, будто из рая.

Этот голос слился со мной, мы стали единым

целым, никогда я еще не ощущал такой красоты.

Я не сразу обернулся, так как подумал, что это